Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

А кроме того, эти годы были полны признаниями и обличениями, зачастую субъективными, в большинстве своем спорными и лишь в некоторых случаях заслуживающими внимания. Однако все это стало подтверждением права фрау Чайковской претендовать на исключительное положение среди претендентов на высокий титул. Родственники Анастасии Романовой и герцога Гессенского, а также бывшие придворные и слуги, знакомые и просто любопытные, друзья и противники – все они либо продолжали укоризненно качать головой по поводу женщины, которую они считали самозванкой, либо пылали гневом по поводу того, что великой княжне, которая чудесным способом спаслась от гибели, отказывают в признании ее законного имени. В стане противников фрау Чайковской была бывшая няня Маргарета Эдгар, которая последний раз видела Анастасию в 1905 году, когда той было четыре года, она отказалась признать права фрау Чайковской, посмотрев на фотографию претендентки в возрасте предположительно двадцати шести лет. Сюда же нужно отнести Маделин Занотти, главную камеристку императрицы Александры, а также Александра Конрада, который давал великой княжне Анастасии уроки музыки {1}. «Нет ни малейшего сходства, – утверждал Конрад, – с моей дорогой маленькой ученицей» {2}.

Если учесть, сколько времени прошло с тех пор и степень достоверности фотографии как источника информации, в особенности для свидетельства Эдгар, то такие суждения выглядели неубедительными. Не менее спорным были мнения Марии фон Гессе, вдовы бывшего коменданта императорских дворцов в Царском Селе, и ее дочери Дарьи, графини Голленштейн. Хотя ее отношения с великой княжной были скорее прохладными, Мария фон Гессе была непреклонна в своем стремлении отказать фрау Чайковской в ее претензиях на титул. «Я была поражена отсутствием какого-либо сходства ее вульгарной внешности и жестов с внешностью великой княжны Анастасии Николаевны, как впрочем и любого из членов семьи императора», – настаивала она. Она утверждала также, что у претендентки были слишком большие губы и рот, добавляя при этом, что последняя «носила туфли на высоком каблуке, а великая княжна Анастасия не могла этого из-за проблем, связанных со ступнями» {3}. Дарья была знакома со старшими великими княжнами, поскольку она вместе с ними посещала уроки танцев, и она показывала Фэйт Лейвингтон несколько писем, полученных ею от них. Однако, несмотря на свое мнение, она «не жила с великими княжнами под одной крышей» и не могла «считаться их настоящей подругой» {4}. Посетив претендентку в Зееоне, Дарья сказала Лейвингтон, что «не может найти ни малейшего сходства с настоящей Анастасией». Она упомянула несколько эпизодов из их детства, но заявила, что претендентка «абсолютно не продемонстрировала никаких признаков того, что они известны ей». «Это создание, – сказала она Лейвингтон, – смеется над нами, над тем, какие мы все простаки, это можно прочесть по ее глазам» {5}.

Князь Феликс Юсупов, который был всегда готов стать участником любой многообещающей авантюры, приехал в замок Зееон, чтобы высказать свое мнение о фрау Чайковской. Хотя он едва знал Анастасию, ведь его общение с ней ограничивалось несколькими встречами в Крыму и в ходе нечастого исполнения им обязанностей придворного. Но дело в том, что Юсупову уже довелось слышать много рассказов о претендентке, и он захотел увидеть эту загадочную женщину своими глазами. С ним приехал профессор Сергей Руднев, и он пошел к фрау Чайковской с целью убедить ее принять этого посетителя. По рассказам Юсупова Руднев быстро возвратился назад, говоря, что претендентка закричала, не скрывая волнения: «Феликс, Феликс! Какая радость видеть его снова! Я немедленно оденусь и спущусь вниз! А Ирина с ним?» По мнению Юсупова, «подобная радость по поводу встречи со мной выглядела несколько преувеличенной», однако он провел около тридцати минут, беседуя с ней. «Я говорил с ней на русском языке, но она отвечала мне на немецком и делала вид, что не слышит ни английского, ни французского языков, на которых я первоначально пытался говорить с нею». Она ответила на некоторые из его вопросов, в то время как на другие ответила молчанием – «делала вид, что не может их понять», как утверждал Юсупов. «Начиная с гибельного первого впечатления, – заявил князь, – мне стало ясно, что все это дело было спектаклем комедиантки, плохо играющей свою роль. Даже на расстоянии в ней не было ничего, что напоминало бы любую из великих княжон, ни по осанке, ни по внешнему виду» {6}.