Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

«Когда я впервые увидела ее лицо с близкого расстояния, и в особенности ее глаза, такие голубые и наполненные светом, я тут же узнала великую княжну Анастасию Николаевну, – писала позднее Татьяна. – Теперь она стала гораздо тоньше и значительно старше и в силу этого обстоятельства выглядела изменившейся; контуры рта изменились и заметно огрубели, и в силу того, что она сильно похудела, ее нос стал больше выдаваться вперед, чем ранее». Продолжая свое изучение, Татьяна отметила: «Я стала замечать все большее и большее сходство». Ее поразили «рост, внешний вид и цвет волос», которые напомнили ей об Анастасии, точно так же как «плутовское» выражение лица, которое возникало, когда она смеялась. Но самое главное, писала Боткина, «ее незабываемые серо-голубые глаза смотрели на мир точно с тем же интересом, какой светился в них, когда она была ребенком». {50}

Во второй половине того дня, уже после чая, фрау Чайковская показывала своим гостям несколько снимков, сделанных в Лугано, и в это время Татьяна сказала: «У меня тоже есть фотографии» и достала сувенирный альбом с фотографиями госпиталя в Царском Селе. Бросив на альбом быстрый взгляд, претендентка захлопнула его и крикнула: «Это я должна смотреть одна!» С этими словами она выбежала из комнаты, сопровождаемая встревоженной Татьяной. А после этого случилось действительно нечто странное: Остен-Сакен уже назвал претендентке имя посетившей ее дамы, тем не менее, когда Татьяна осторожно спросила: «Вы знаете меня?», фрау Чайковская стала утверждать, что, хотя лицо посетительницы ей знакомо, ей требуются отдых и время, чтобы она могла вспомнить имя. Позднее Татьяна, которая не знала, что претендентке все это уже известно, помогала последней приготовиться ко сну, сказав при этом: «Я помогу вам раздеться, как это делал мой папа, когда вы болели».

«Да, корью» – произнесла в ответ фрау Чайковская. Это было все, в чем нуждалась Татьяна для подтверждения своего мнения, поскольку доктор Боткин действительно лечил Анастасию, когда та во время революции заболела корью. «Об этом факте, – настаивала Татьяна, – никогда не сообщалось в печати, и, если не считать моего отца, знала о нем только я одна». {51} Татьяна могла верить, что так оно и было, однако она ошибалась. У претендентки уже было несколько книжек, включая немецкое издание мемуаров Жильяра, в которых содержались сведения о том, как незадолго до революции Боткин по вечерам ухаживал за великими княжнами; фрау Чайковская даже беседовала на эту тему с Ратлеф-Кальман за год до того, как она встретилась с Татьяной Боткиной. {52}

«Это – великая княжна Анастасия Николаевна, – так сказала Татьяна барону Остен-Сакену, – я узнала ее. Это – та самая особа, которую я знала когда-то, только у нее изменилась нижняя часть лица и очертания рта». {53}

После этой встречи Татьяна поспешно отправила телеграмму великой княгине Ольге Александровне в Копенгаген, в ней она объясняла мотивы своего решения и умоляла великую княгиню пересмотреть свое решение. Однако Ольга Александровна ответила на это следующими словами: «Мы очень серьезно отнеслись к этому делу, и свидетельством этому являются те визиты, которые были нанесены стариком Волковым, и еще два посещения, сделанные господином Жильяром и его супругой, а также те, что были предприняты мной и моим мужем… Несмотря на наши многократные попытки признать в этой даме Татьяну или Анастасию, мы уехали оттуда совершенно убежденные в противоположном». {54}

Заявление Татьяны о том, что она признала во фрау Чайковской Анастасию, вызвало сильный гнев у множества русских эмигрантов. Те, кто выступал на стороне Ольги Александровны, равно как и другие противники претендентки, отнеслись к сделанному Татьяной признанию как к предательству семьи Романовых и безапелляционно обвинили ее в том, что она позорит их память и память своего отца. Даже ее собственный дядя Петр однажды счел ее признание несостоятельным на том основании, что в ходе этой встречи его племянница «была подвержена галлюцинациям, нередким у беременных женщин». {55} И все же, несмотря на общественный резонанс и направленные против нее инсинуации, Татьяна осталась абсолютно убежденной в том, что Чайковская была Анастасией. И что исключительно редко для этого дела, зачастую полного сомнительными утверждениями и преувеличениями, никто, даже уцелевшие Романовы, ни разу не обвинил Татьяну в двуличии и не позволил себе усомниться в ее очевидной искренности.