Анатолий Александров

Теперь у Игоря Васильевича был доверенный человек, который полностью занимался реакторным направлением. Для Курчатова это было обычным делом: как только он видел, что работа хорошо поставлена, он передавал ее в руки другого талантливого ученого. К концу 40-х гг. Анатолий Петрович стал и научным руководителем первого реактора, и ответственным за строительство второй разработки.

Еще при проектировке первого реактора ученые думали о том, как расположить в нем технологические каналы: вертикально или горизонтально? И в том, и в другом способе были свои недостатки. Все же в пользу горизонтального реактора говорила относительная надежность конструкции. Графитовые трубы имеют свойство существенно расширяться от высоких температур, а находясь в «лежачем» положении, они могут только слегка подниматься. Более того, такая конструкция должна была поддерживать реактор. Уже на практике, столкнувшись с радиационным распуханием графита, ученые поняли, что не учли этот фактор. Однако, как говорил Анатолий Петрович, все прошло благополучно и к крупной аварии это не привело.

Но случались, конечно, и мелкие неприятности. То и дело в первой модели реактора образовывались так называемые «козлы». Так ядерщики называли засорение технологического канала смесью урана с графитом. Причиной аварии было то, что через канал вдруг переставала поступать вода. Последствия появления «козлов» могли быть очень серьезными, ведь из-за них нарушалась работа всего реактора: инженерам приходилось высверливать огромные блоки, которые то и дело возгорались. Работа была опасной и нервной. Ученые своими руками останавливали аварии, не думая ни о какой радиационной защите. Хотя в то время уже понимали, к чему может привести облучение, но дозиметрия и сами методы защиты от радиации еще нуждались в доработке. Тех, кто получал сильную дозу, особо не лечили – просто отправляли на несколько дней домой. «Козлов» устраняли практически голыми руками! Поврежденные блоки никак нельзя было оставлять на открытом пространстве, за этим пристально следило высокое начальство. Однажды сотрудник предприятия Александрова достал блок из «козла» и положил его прямо на пол – в зале, где находился реактор. Интересно, что этот «добросовестный» сотрудник даже накрыл его тряпочкой! Зазвонила пожарная сигнализация, а ему хоть бы что! И такое случалось сплошь и рядом.

Переживал во время таких эпизодов и Игорь Васильевич Курчатов. После нескольких аварий он распорядился сделать дополнительную систему защиты. Команда Александрова принялась выполнять приказание шефа. Для того, чтобы обеспечить безопасность реактора, они набивали алюминиевые трубы борной кислотой, заваривали их и располагали в установке. В коллективе эти устройства прозвали «хивса́ми». Такой термин неприлично переводился как «хреновина Игоря Васильевича». Однако новая разработка не прижилась. Во время проверки на работающем реакторе сначала взорвался один «хивс», а потом и другой, оставляя за собой густые клубы дыма. Уже много после неудачливые разработчики поняли, что они изобрели самую настоящую гремучую смесь и зря решили использовать борную кислоту.

«Явление природы»

Получение чистого плутония в больших количествах на начальных этапах «Атомного проекта» казалось невыполнимой задачей. С другой стороны, после испытаний американского ядерного оружия стало понятно, что ученые из США делали его именно на плутонии. Об устройстве остальных частей бомбы приходилось догадываться самим, ведь больше никакой информации не поступало. Шутка ли – самые секретные разработки в мире! Все же скоро технологию добычи и переработки плутония наладили в Советском Союзе. Материал проходил несколько стадий обработки: с одного завода, где плутоний добывали в виде соли, его перебрасывали на другой, где и превращали в металлические половинки. После пуска сначала первого реактора, а потом уже и более мощного, спроектированного Александровым, производство удалось перевести с экспериментальных рельс на промышленные:

Анатолий Александров в г. Мирный

«У нас каждый год выходило по крайней мере по одному реактору в дело. Те реакторы, которыми занимался я, давали по 100–120 кг плутония в год. А вот эти, скажем, 120 кг – это было как 20 бомб, таких, как в Хиросиме. Так что отсюда можно составить себе представление, какого порядка масштаб производства был у нас в стране. Смысл-то в том, что в Советском Союзе гораздо быстрее развернули производство серьезного масштаба, чем успели развернуть американцы».

В ИАЭ с Н. С. Хлопкиным и Н. Н. Пономаревым-Степным