Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких

Раньше они с Букреевым находились в равных финансовых условиях – почти на нуле, напрочь без «жировых запасов». Между спортсменами завязалась дружба. В середине 90-х, перед приездом Толиной мамы к сыну, устроили в бараке и на прилегающем участке грандиозный субботник. Как-то раз Алексей привез с собой сына, и мальчик удивился, что в комнате у дяди Толи стоит палатка. Прямо отдельная спальня, хотя и гости, и хозяин расположились на ночь на панцирных кроватях. Алексею казалось, что палатка посреди жилого помещения была для Толи неким символом защиты от внешней среды. А может, он ее просто поставил сушить, да забыл сложить – кто знает.

Их сближала и гитара. Они брали инструмент, вместе ходили в армейскую баню и на турбазу. Когда Анатолий перебрался из сельского дома в городскую квартиру, он звонил и говорил: «Леха, я прилетел, давай бегом ко мне!» Буке надо было разделить с кем-то радость очередной победы или облегчить груз разочарований. А Алексей в нетерпении ждал автобус, чтобы проехать от своего жилища до дома Толи четыре остановки. Немногих Букреев пускал в свою жизнь и в свое пространство. Их отношения стали братскими, со слов Алексея, он смотрел на друга, как Пятница на Робинзона, хотя и был старше. И когда Леша слышал что-то типа «мед – это не борщ, и не стоит хлебать его столовой ложкой», он старался пропускать такие замечания мимо ушей. А когда собирался в трекинг, попросил у Толи пуховый спальник и в ответ получил стоимость аренды, был обескуражен. Он запихал в рюкзак свой старый тяжелый спальник и 12 дней похода терпел боль.

Их отношения оборвались, когда Букреев лежал в больнице после аварии 1996 года. Навестить его приехал Владимир Юн – инструктор по горным лыжам, бард и сотоварищ, с которым когда-то жили-дружили на турбазе «Алматау». В то время Володя хорошо зарабатывал, а посему уважил травмированного Буку щедрой передачей – полным набором отборных узбекских сухофруктов с дорогого Зеленого базара. Изюм двух сортов, сладкая янтарная курага, крупные грецкие орехи, скорлупки которых легко крошатся в ладони. Алексей же бедствовал и на последние деньги, ровно на 100 тенге, купил Толе сто коробочек физалиса. По тенгушке за штуку. Он сам с детства любил это оранжевое чудо, но сдержался и не вскрыл ни одной коробочки. Нес пострадавшему другу сто копилок с витаминами, но вместо спасибо вдруг услышал отповедь за столь небогатое угощение в сравнении с передачей Володи Юна. Помнит, как Толя посетовал на то, что мы с Димой Соболевым тоже принесли ему всего лишь яблоки, а тут еще Леха нарисовался со своей клюквой. Казбек Валиев вспоминал, как когда-то давно Ильинский сообщил, что один из парней-армейцев попал на больничную койку. Капитан команды купил фруктов и пошел в госпиталь проведать больного, а это оказался Толя. Но с тех пор его рейтинг взметнулся до небес, и теперь он мог требовать к себе особого внимания.

Светоносов не сдержался – дома тарахтел почти пустой холодильник, в карманах гулял ветер. Он все высказал Букрееву, и тот смотрел на него с изумлением, широко раскрыв свои голубые глаза. Алексей не мог сопоставить такую мелочность с масштабом личности друга и понял, каким разным может быть человек. Конечно, не от хорошей и слишком сытой жизни, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Ничто человеческое его товарищу, который к тому времени уже шел на шаг впереди всех по количеству восьмитысячников и по рекордам, было не чуждо. Контракт был разорван, и больше они не виделись.

Я шучу, что Алексей Светоносов достался мне в наследство от Буки. Мое заграчничное ПМЖ не состоялось, я вернулась на родину и зарабатывала тем, что пела в двух ресторанах под гитару, так как в открывшейся тогда российско-казахстанской газете, где я публиковалась, платили только 50 долларов в месяц. Однажды в зале ресторана, который находился возле Центрального стадиона и через дорогу от дома Букреева, появился Толя, а с ним – незнакомый мужик. Оба – всклокоченные, нечесаные, в тренировочных штанах, словно забежали после разминки поздороваться. Подошли. Толя сказал мне – привет. Едва я допела куплет, он взял у меня из рук гитару и передал своему товарищу. Я уступила стул и микрофон. Мужчина молча сел на мое место и сыграл классическую композицию. Бука сказал – пока, и они удалились. Чего хотели, зачем приходили?

Потом я работала на радио. Офис располагался в казарме, где многие годы находится «базовый лагерь» Ильинского, то есть его кабинет, напичканный архивами и документами, и Горный клуб. Сюда постоянно приходят альпинисты – как действующие, так и бездействующие. Так вот, в то время я даже побаивалась, что однажды Бука приведет кого-нибудь из своих знакомых ко мне в эфирную студию и попросит уступить стул у микрофона. Просто так, ради пробы пера. Зная его невозмутимость и непосредственность, можно было предположить и такой вариант. Раз вещать в эфире могу я, значит, могут и другие – верно? Правда, бегать по горам, как Бука, могли немногие…