Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких

Людмила Савина сделала следующую запись 11 мая. «За это время многое произошло. 7 мая барнаульцы вышли на восхождение, мы в это время подходили к лагерю на 7800. Встретили Владимира Тумялиса, он спускался вниз, потому что хрипел и сломал одну кошку. Я перекинулась с ним парой слов – сама была еле живая, вытаскивала баллон кислорода, и мне было очень тяжело. Трое остальных россиян вышли на восхождение, потом по связи мы узнали, что Саша Торощин где-то с первой ступени повернул вниз, почувствовав себя плохо. А Коля и Ваня продолжили подъем и в 18 часов достигли вершины. Связи с ними больше не было. В 4 утра мы попытались выйти на восхождение, но вернулись из-за ветра. Решили дождаться следующего утра, может, стихнет. Наша палатка стоит на полуполочке, ноги свешиваются. От недостатка кислорода хочется спать. Мы в каком-то забытье, чтобы пошевелиться, необходимо приложить неимоверное усилие. Между нами стоит горелка, на ней кастрюлька с чаем. Сознание отмечает, что вода закипела, надо выключить горелку, но спать хочется больше. Стараюсь пробудиться, протягиваю руку, выключаю горелку и погружаюсь в глубокий сон. Просыпаюсь, когда чай уже остывает, палатка совсем сползла вниз. Я снова занимаюсь очагом, а Шофику предстоит работа посложнее – выход в открытое пространство и укрепление палатки. Высота давит, недостаток кислорода отключает сознание. Так, наверное, замерзают на высоте люди, потому что сон – это обманчиво, спать нельзя, и спасти может только движение. Мы ничего не высидели – наутро был такой же ветер.

10 мая в 8 утра бужу Шавхата, раскочегарили горелку, из палатки носа высунуть нельзя. Гора не пускает вверх, а отпустит ли вниз? Начинаем готовиться к спуску. Чем дальше я спускаюсь, тем труднее переставляю ноги. Шла борьба за жизнь – подняться в полный рост невозможно, поэтому я сползаю. Я наедине с горой, отчаянно цепляюсь жумаром за веревку, чтобы не улететь. Картина передо мной ужасающая – на 7800 ни одной палатки, все лагеря разрушены ветром, вещи раскиданы, об отдыхе нечего и думать – надо сползать дальше. На исходе сил добираюсь до фирна на высоте 7500, мужики далеко впереди, и им не до меня. Настал такой момент, когда каждый сам за себя. Кроме нас, на горе никого нет, и я спускаюсь последней».

16 мая она написала то самое определяющее слово: «ВЕТЕР». Дима Греков передал по связи, что они собираются выйти с Северного седла на 7800, шеф рекомендует им не тратить силы. Ильинский передает, что 21-го ожидается усиление ветра и советует идти на перевал, что мы и сделали. Группа под руководством Грекова уходит выше, но из-за ветра ставит палатку на 7600.

На высоте 8300 заболел Шавхат Гатауллин. Надо уходить вниз, а на 7600 его ждали Миша Михайлов и Андрей Молотов. «На 8300 нас осталось шестеро: Костя Фарафонов, Сергей Лавров и я в одной палатке, в палатке метров на сто ниже нас – Дима Греков, Дима Муравьев и Дима Соболев. Выход обеих групп назначен на 4 утра. Договорились, что группа Грекова подходит к нашей палатке и дальше мы идем вместе. Утром снег с порывами ветра. Очень темно, маршрута не видно. В 7 утра выходит связка Греков – Муравьев, затем по одному выбираемся из палатки и уходим. На вершину я взошла в связке с Димой Муравьевым. Он достал рукавичку, и я написала на ней фломастером: «Здесь была Люся Савина. Спасибо вам, боги!» Тороплю ребят, надо спускаться. На 8300 добрались ночью, нас ждали Костя и Сергей, они спустились раньше и приготовили нам чай. Много пьем и полуспим. А на 8700 навсегда остались Коля Шевченко и Ваня Плотников, на 8300 – Саша Торощин. Они стали частичкой самой большой горы мира».

«Не каждый день выпадает возможность сесть в поезд, который идет на Эверест, – писал в дневнике Дмитрий Муравьев. – После первого выхода заболел Миша Михайлов, и его спустили с высоты 7800. Встал вопрос о том, что на второй выход его не выпустит либо шеф, либо доктор, но честный Греков решил, что мы должны поговорить с ним сами, как мужчины, и объявить, что на второй выход с ним не пойдем. Теперь в нашу группу должен был войти либо Соболев, либо Савина. Мы выбрали Соболева, потому что он – мужчина. В штурмовом лагере палатки стояли в 15–20 минутах хода друг от друга. В верхней палатке перед штурмом остановились Фарафонов, Лавров и Савина, в нижней – Греков, Соболев и я. Исходя из опыта предыдущих групп, мы решили выйти на штурм часа за два до рассвета. Я первым подошел к верхней палатке, а Греков и Соболев пришли минут через 20 после меня, потому что темень была такая, что даже на расстоянии от палатки до палатки они заплутали. Мы решили ждать рассвета.