Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких

Расстояние по карте между двумя пятитысячными перевалами – Чон-Торен и Дикий, охватившими массив Победы с двух сторон, равно 20 километрам, но альпинисты ходят не по прямой, а по рельефу, подолгу находясь на высоте. Недостаток кислорода вызывает стресс, отрицательно влияет на деятельность мозга, и без должной акклиматизации люди оказались бессильными перед стихией. Давление упало так, что из 12 мужчин двигаться могли только двое – Урал Усенов и Борис Сигитов выживали, орудуя лопатами. «Акишеву стали надевать пуховку, а он сопротивлялся, – вспоминал Усенов. – Суслов, Анкудимов и Акишев стали задыхаться и порезали свою палатку по коньку ножом. А Пашка Черепанов говорит мне – Урал, найди мои ботинки, я тебе тысячу рублей дам».

Когда наступило утро, Владимир Шипилов приказал Сигитову и Усенову спускаться вниз за помощью. Прозвучала и роковая фраза: остальные действуют по своему усмотрению, и группа была обезглавлена. К связке спускающихся присоединился Суслов, Гончарук, Селиджанов и Рыспаев тоже собирались идти с ними, но в последний момент решили все же остаться в пещере, побоявшись погибнуть в пути. Начали спуск. Суслов шел в середине связки, часто срывался, падал, двигались медленно. Во время холодной ночевки в снегу Усенов увидел, что Суслов ходит туда-сюда. «Я спрашиваю: «Ты чего, Женя?» – «Да вот, понимаешь, замерз», – а сам дрожит. Я разбудил Борю, предложил потихоньку двигаться и держаться чуть левее, чтобы не сбиться с пути, но все-таки мы ушли в сторону Китая. На нашей стороне скалы темнее, а на китайской – более желтые, и нам пришлось снова набирать высоту, чтобы найти правильное направление и двигаться дальше. Силы окончательно покинули Суслова, он уже не мог самостоятельно подняться на гребень, и мы его вытянули на веревке. Он опять упал на колени, а я смотрю, у него руки побелели. Оказывается, потерял рукавицы. Я надел ему на руки шерстяные носки и говорю: «Женя, вставай, а то мы погибнем». – «Знаю, Урал», – и стал бурчать, бредить, носом пошла кровь, и около полудня он умер. Это был здоровый, сильный мужик, настоящий богатырь, и на медосмотре все женщины-врачи любовались его красотой. Мы положили его в спальник, сделали из снега холмик. Боря Сигитов говорит: «Ты оставайся, а я пойду на спуск». На ногах у нас были ботинки, а приспособлений для передвижения по льду – кошек – не было. Борис мог поскользнуться и улететь, поэтому я предложил спускаться вдвоем, в связке, чтобы страховать друг друга, но мы боялись не найти потом тело погибшего. Борис ушел, а я ровно сутки просидел на месте. Как только начинал засыпать, в голове звучал приказ: «Встань!» Наконец я понял, что никто не придет, и решил спускаться. Был момент, когда я слышал крик, а дойдя до высоты 5800, увидел следы Бориса и борозду в снегу, оставленную его ледорубом. Это была безуспешная попытка самозадержания».

В ночь с 22 на 23 августа Усенов двигался по заваленному снегом леднику Звездочка в сторону базового лагеря, который стоял на слиянии Звездочки и Южного Иныльчека. Он рассказывал, что в его голове непрерывно звучала песня из популярного тогда индийского фильма «Бродяга». А утром со своего маршрута узбекская команда ТуркВО, которая успела повернуть назад с высоты 6400 и осталась невредимой, разглядела в бинокль точку, которая двигалась, а потом исчезла, о чем узбеки сообщили по рации в базовый лагерь казахской экспедиции. На поиски вышли сошедшие ранее с маршрута альпинисты Семченко, Тородин, Шевченко.

Урал Усенов уже почти вырвался из лап смерти, пережив бурю и несколько холодных ночевок. До лагеря было рукой подать, но голодный и обессилевший, он не увидел закрытую снегом трещину и оказался в ловушке. Трещина была пузатая, как самовар. С одной ноги во время падения слетел ботинок, и пальцы быстро почернели, к тому же Урал попал в воду, но в его руке остался ледоруб, которым он выбил во льду нишу. Лег и подумал – как в мусульманской могиле… Поначалу он кричал, звал на помощь, потом собрался и решил достойно встретить свою судьбу. На босую ногу натянул варежку и провел в этом ледяном склепе 26 часов, пока 24 августа, в полдень, его следы на снегу не увидели те, кто вышел из базового лагеря на поиски.

«Вдруг сверху посыпался снег, стали падать сосульки. Слышу голос:

– Кто там?

Отвечаю:

– Я, Урал!

Он говорит:

– Ты один?

А я еще отшутился:

– Что тебе, одного мало, что ли?

– Обвязаться сможешь? – И веревка, как змея, пошла вниз.

Прибывшие из разных альпинистских лагерей Советского Союза спасатели обнаружили следы, обрывающиеся в сторону Китая и ведущие к крутому ледовому кулуару. Так закончилась первая попытка казахских альпинистов подняться на главную вершину Тянь-Шаня. Потом был долгий «разбор полетов», расследование, объяснительные записки и допросы. Дело курировал Брежнев, который тогда работал в Казахстане, и по его же приказу оно было закрыто.