Читаем Анатолий Тарасов полностью

Я, признаться, склонен верить объяснению результата заключительного матча, прочитанному в опубликованных в журнале «Спортивные игры» дневниковых записях выдающегося советского игрока Игоря Ларионова. «Неужели еще надо играть? Разве мы не всё доказали? — начинается его запись, датированная 28 февраля. — Ведь вершина уже пройдена… Сразу после игры с “Тре Крунур” шведы просили нас обыграть финнов. Почти все игроки просили. Ведь для них нет ничего хуже, чем видеть именно финнов выше себя в турнирной таблице. К последнему матчу никак не готовился. Знал, что предстоит матч, который для нас ничего не решал. Трудно было себя настроить. Тихонов наставлял: “Команда сильная”. Но все наставления пропускал мимо ушей. Мыслями я был уже дома, где угодно, только не на льду. Ни мне, ни моим друзьям эта игра ничего не давала. Ну, проиграли, ну и что? Радоваться надо, ведь мы — олимпийские чемпионы! Быстрей бы домой!»

Полное отсутствие мотивации — вот, думается, главная причина поражения в заключительной встрече. Не было, надо полагать, у игроков, победу на Олимпиаде, безусловно, соответствующим образом отметивших, даже малейшего желания кому-либо помогать. Получилось так, что благодаря невозможности настроить себя на игру помогли финнам, сумевшим воспользоваться естественной апатией олимпийских чемпионов. И с какой стати надо было переламывать свое психологическое состояние, готовиться, как ко всем предыдущим — победным — матчам, с полной выкладкой, переживать? И все для того, чтобы биться за шведов, мечтавших оказаться выше финнов. В такой ситуации не помогло бы даже, наверное, финансовое стимулирование третьей стороной, то есть шведской, которая, разумеется, делать этого не стала.

У Тарасова подобные «благотворительные мероприятия» не могли пройти ни при каких обстоятельствах. В Саппоро он светился от счастья, выиграв вместе с Чернышевым третье олимпийское золото подряд. Не меньше его радовал провал чехословацких «друзей», довольствовавшихся лишь «бронзой». Пашков, выступавший на Олимпиаде в роли дублера Третьяка и ездивший вместе с получившим травму колена Михайловым просматривать матч США — Чехословакия, называет победу американцев (5:1) сенсацией. Американцы в те годы нерегулярно попадали на чемпионатах мира в группу сильнейших команд. Чехословацкие же хоккеисты по праву входили в число фаворитов. «Американцы, — рассказывал Пашков в интервью журналисту «Спорт-экспресса» Владиславу Домрачеву, — буквально избили чехов, те струхнули и бросили играть. Отсюда такой разгром. На следующий день по дороге в столовую Тарасов столкнулся с американской командой. Он остановился перед их тренером Мюрреем Уильямсоном, с которым давно дружил, опустился на одно колено и приложил руку к сердцу. Это был театр одного актера!»

Могли, спрашивается, человек, столь изящно и артистично поблагодаривший американцев за победный вынос в «одну калитку» основных конкурентов советской команды — в те-то годы, на глазах многочисленных заместителей руководителей олимпийской делегации, спортивных «экспертов» в штатском, — мог ли он выполнить указание, пусть и поступившее, как говорят, с самого верха (в архивах, разумеется, на сей счет нет никаких следов, поскольку все подобного рода распоряжения отдавались устно), пойти супротив своей совести и мальчишек своих заставить сделать то же самое? Конечно же нет. Для него матч с Чехословакией в Саппоро превратился в матч «жизни и смерти». И стал, к слову, — Тарасов тогда этого знать не мог — последним официальным, который он вместе с Чернышевым провел в ранге тренера сборной СССР.

Матч этот с хоккейной точки зрения следует записать в актив тренерам советских хоккеистов. И дело даже не в счете — 5:2, а в том, как умело выстроили игру своей команды победители.

Считается, что чехословацкие тренеры Владимир Костка и Ярослав Питнер промахнулись перед этим матчем с выбором вратаря. Специалистом по советской сборной у чехов в те годы считался Иржи Холечек, частенько свою команду выручавший. Но в Саппоро Холечек, во-первых, приехал в роли дублера Владо Дзуриллы и, во-вторых, Дзурилла блестяще провел накануне матч со шведами. Кроме того, он превосходно сыграл против сборной СССР на Олимпиаде-68 в Гренобле, и тогдашняя победа чехословацкой сборной — во многом его заслуга.

Но Дзурилла, так уж его карьера сложилась, страдал «русским комплексом». Перед матчами со сборной Советского Союза его бросало в дрожь, которая не исчезала во время игры. И вратарь с таким своим состоянием ничего не мог поделать. Возможно, он, окрыленный более чем успешной игрой против шведской команды и посчитавший, что «поймал уверенность», сказал тренерам, что готов играть с советскими хоккеистами. Так или иначе, но после того как Фирсов на 23-й минуте сделал счет 3:0 (первые две шайбы забросили Блинов и Михайлов), тренеры отправили Дзуриллу на скамейку и в ворота встал Холечек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее