Анатомия абсурда

– Они ненавидят нас за то, что мы не знаем страха. Они могут простить нам всё; они готовы простить даже то, чего нельзя прощать. Но бесстрашия они не простят никогда. Потому что их жизнь, их гнилые общественные устои зиждутся только на страхе. Собственно, они и не живут – они боятся. Они боятся всего – Бога и чёрта, властей и подчинённых, преступников и милиции, друзей и врагов, зла и добра, прошлого и будущего, дальних и ближних, себя самих. У них всегда полные штаны смелости, и это они называют жизнью… – оратор умолк, наблюдая, как мужчина представительной наружности вытаскивает из толпы кусающуюся и царапающуюся девушку, затем продолжил: – Они создали нас, чтобы…

Только в машине, отъехав километра полтора, Ухов перевёл дыхание. Элита сидела, забившись в угол, и всхлипывала.

– Успокойся. Ты даже не представляешь, откуда я тебя вытащил.

– Могу я хоть иногда поступать, как хочу?! – гневно воскликнула Элита.

– В любое время. Но сегодня ты едва не угодила в западню.

– Всё вы врёте. Боитесь нас, оттого и врёте, – мстительным тоном произнесла девушка.

– Ты думаешь? Что ж – давай проверим, – пожал плечами Ухов и на ближайшем перекрёстке развернул машину.

Они проехали мимо Лунного поля, не снижая скорости. Там уже всё кончалось – солдаты запихивали в крытые грузовики последних митинговавших, а оратор, невозмутимо посасывая сигарету, беседовал с невысоким грушеобразным бородачом.

Ухов протянул Элите листовку. Девушка прочла, затем вопросительно взглянула на шефа. Шеф уныло молчал. Лицо Элиты стало растерянным, затем побледнело.

– Самуил Манойлович, – робко сказала она. – Если вас интересует моё мнение, то я предпочла бы, чтобы вы сами меня у… уничтожили, а не сдавали.

Лицо товарища Ухова стало ещё мрачнее, однако он не проронил ни слова.

– Самуил Манойлович, товарищ Ухов, я… – Элита чуть не плакала. – Я даже в магазин вернусь, только не отдавайте меня этим людям.

– Магазин – это не выход, – с мрачной задумчивостью в голосе сказал товарищ Ухов. Затем свернул в неширокую, обсаженную старыми липами, аллею. В конце аллеи, у здания с гербовой доской, затормозил. Вынул сигарету, закурил. Когда обожгло губы, выплюнул сигарету в закрытое окно. Глухо спросил, показав глазами:

– Ты не возражаешь?

На гербовой доске была надпись золотыми литерами:

...

"ЗАПИСЬ АКТОВ ГРАЖДАНСКОГО СОСТОЯНИЯ".

Читателю может показаться маловероятным, что госучреждение просто так, ни с бухты-барахты пошло на подписание такого важного документа, как брачный контракт. Но товарищ Ухов был лицом достаточно известным, чтобы такое оказалось возможным. У молодожёнов даже не спросили паспорта невесты – который, кстати, она имела при себе. Правда, это был технический паспорт.

24

Как установило вскрытие, из семисот семидесяти семи арестованных в предыдущей главе шестьсот шестьдесят шесть были людьми.

ГБ признала свою ошибку: тела врачей, производивших вскрытие, вскрывать запретили.

25

Если читатель полагает, что деятельность наших психиатрических лечебниц в те годы сводилась исключительно к изоляции инакомыслящих, то он глубоко ошибается. Конечно, не без этого – но были в работе этих всё-таки лечебных учреждений и светлые моменты. И то, что Осман Аллахвердиев, не успев прижиться в клинике, уже бодро шагал домой, лишь один из таких моментов. Османа излечили от навязчивого страха перед закрытой посудой. Правда, возможен был рецидив – но его предупредили об этом и строго-настрого посоветовали от прежней работы покамест воздержаться.

Пока излеченный кастрюлефоб шагал домой, его красавица-жена Фатима мылась под душем. Дабы не испортить при этом причёску, она надела на голову целлофановый пакет. Фатима купалась, напевая. Ту же песню, только повеселее, напевал в это время и Осман.

По дороге он купил большой букет роз, и теперь имел вид счастливого влюблённого. Фатима допела песню, перекрыла воду и начала вытираться. Осман допел песню, поправил галстук и начал отпирать дверь. Возвращение мужа было для Фатимы приятной неожиданностью. Она, как была, с воплем радости бросилась ему на шею. Счастливые супруги обнялись и слились в нежном поцелуе. Но в этот момент Осман вдруг почувствовал какой-то смутный дискомфорт. Он скосил глаза и увидел зажатым в руке, которая его обнимала, целлофановый пакет.

– Этот пакет… из-под чего? – в вопросе Османа прозвучала зарождающаяся тревога.

– Какой? – рассеянно спросила жена, и только тут заметила, что продолжает держать в руке пакет, которым предохраняла от воды волосы. – А, этот! – Фатима рассмеялась. – Из-под головы.

Лучше бы она этого не говорила.

26

Редкий смельчак в одиночку и без противогаза решался пересечь пустырь, начинавшийся за тыльной стороной Киряйгородского металлургического комбината. Такой смельчак уже через две минуты начинал кашлять, задыхался, его глаза слезились и лезли на лоб, и, если он не падал замертво, то жить ему после этой вылазки оставалось уже недолго. Во всяком случае, на пустыре не раз находили закоченевшие трупы бомжей и пьяниц, причём без признаков насильственной смерти.