Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора

Но возникает еще один, кардинальный вопрос: почему Императрица Александра Феодоровна получила такое влияние на Государя в последние два года перед революцией? Государь как человек несомненно умный и чуткий видел, как какая-то невидимая сила руководит переменой в настроении общества, в отношении к нему и представителей бюрократии и общественности (за очень небольшим исключением), и родственников, и, конечно, иностранного мира. Единственным человеком, которому он верил вполне, была его супруга. Государыня же, на голову стоящая выше всех и Великих Княгинь, и представительниц нашего "света", понимала и чувствовала, что готовится "великая измена", что Государю лгут и министры, и Великие Князья, и генералы, и все эти "даже не придворные, а просто сброд" (выражение Суворина). Государыня верит в Распутина как в святого, приближает к себе недалекую, восторженную и экзальтированную Вырубову, потому что верит в ее преданность (что и было на самом деле), настаивает на некоторых назначениях и увольнениях по признаку лояльности к Государю, и, действительно, так и было — несомненно умный и способный Поливанов, дельный Кривошеин и "тонкий" Сазонов были уволены Государем, потому что они не были лояльны к нему, а один из них (Поливанов) был явным изменником. Штюрмер не был способным и умным министром, Протопопов не был опытным администратором, но они не вели интриг против Государя и Государыни, и это уже одно Делало возможным их пребывание на высоких постах. Какая это была трагедия и для Государя, и Государыни! Что же касается Распутина, то никакого влияния на события "старец" не имел, и если за него цеплялись несколько выскочек и конспирировали, то результатов таких конспираций не было и быть не могло. Государь не вникал в слухи о Распутине и терпел его ради Императрицы, верившей его силе.

Но клеветали светские гостиные, бюрократия, купечество (нашим толстосумам не давало покоя влияние иностранных банкиров и промышленников на политику), печать и часть офицерства. Клевета создает обвинение в измене Государыни, и Дума аплодирует негодяям, сообщавшим эту наглую ложь. Государю надоедают своими "предупреждениями", советами. Ему угрожают.

И тут мы имеем дело с явным подлогом.

Не влияние Государыни на Государя вызывают все эти слухи, клевету и приближают роковые события, а, наоборот, — все грязные слухи, явная и обдуманная клевета, интриги и настоящие заговоры делают влияние Государыни все более значительным, так как Император не может уже верить всем этим изолгавшимся и интригующим родственникам, министрам, обнаглевшим "народным представителям" и окружающим его изменникам.

"Государь внезапно оказался без рук: Он ощутил вокруг себя пустоту. Вместо честных и добросовестных исполнителей своих предначертаний Он уже раньше все чаще видел "советников" и "подсказчиков", в глазах которых "Он "мешал" им "спасать" Россию!"^{302}

В своем изложении я подошел вплотную к роковым событиям февраля 1917 года. Мы тогда увидим, с каким величием, с каким царственным благородством, с какой невероятной выдержкой, стоившей Ему такого напряжения, Государь встретил выпавшие на его долю испытания. А всеми оклеветанная, всеми ненавидимая Государыня окажется на такой нравственной высоте, что даже Ее явные недоброжелатели склонятся перед этим явлением.

"Укоряемы — благословляйте, гонимы — терпите, хулимы — утешайтесь, злословимы — радуйтесь (слова святого Серафима Саровского) — вот наш путь с тобой".

Так писала Государыня из Тобольска Вырубовой.

Остается еще сказать о дворцовом коменданте Воейкове. На него, как из рога изобилия, сыпались обвинения чуть ли не в том, что он "взял в свои руки Государя" (вопреки установившемуся мнению, можно сказать, что Государя никто не мог "взять в свои руки"), что он вместо вверенного ему дела занимается коммерцией, что он "распутинец" и прочий вздор. Бубнов дошел в своих воспоминаниях даже до того, что "Воейков покинул в критическую минуту облагодетельствовавшую его Царскую Семью".^{303}

На самом деле было как раз наоборот.

"...Только по настоянию генерала Алексеева, который этого требует и говорит, что если я (Фредерикс — В.К.) и Воейков останемся в Ставке, он не ручается за спокойствие Его Величества".^{304}

Генерал Спиридович, который служил под начальством Воейкова несколько лет, говорит о своем начальнике следующее: