Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора

«Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Протопопов вызван помимо меня в Ставку... (Какая однако самоуверенность у этого господина, уже в эмиграции писавшего свои воспоминания и, казалось бы, имевшего возможность понять "смысл совершившегося", но куда там! — В.К.). Все это было мною определенно высказано господину Протопопову и предъявлено было официальное требование от предложенной ему кандидатуры решительно отказаться. Но Протопопов был непоколебим, и мы расстались врагами».^{258}

И в несколько недель он был в глазах всей России превращен в ненормального, нечестного "германофила" и даже изменника.

Чрезвычайно интересно, как же это все эти "гениальные", "передовые", "прогрессивные" господа выбрали его в Товарищи Председателя Государственной Думы, члены блока, всяких комитетов и т.д.

Вырубова пишет:

«Редко кого Государь "не любил", но Он "не любил" Родзянку, который приехал в Ставку требовать удаления Протопопова, принял его холодно и не пригласил к завтраку, но зато Родзянку чествовали в штабе!.. Видела Государя вечером. Он выглядел бледным и за чаем почти не говорил. Прощаясь со мной, Он сказал:

— Родзянко ужасно меня измучил, я чувствую, что его доводы не верны.

Затем рассказал, что Родзянко уверял его, что Протопопов будто бы сумасшедший!..

— Вероятно, с тех пор, что я назначил его министром, — усмехнулся Государь. Выходя из двери вагона, он еще обернулся к нам, сказав:

— Все эти господа воображают, что помогают мне, а на самом деле только между собой грызутся; дали бы мне окончить воину».^{259}

Нет, Государю эти люди не дадут окончить войну. Они понимали, что с победой Императорской России все их планы рухнут навсегда, и потому вся их злоба в тот момент была направлена против своего же единомышленника, посмевшего ослушаться "их" и принять назначение его Государем Министром Внутренних Дел.

Но назначение Протопопова было крайне неудачным, он не оказался на высоте возложенной на него миссии. Без административного опыта он не был приспособлен к тем сложным задачам управления в такое трудное время. Как и все, что шло из Думы, было несерьезно, нетрудоспособно и легковесно. Таким же был и Министр Внутренних Дел А.А. Хвостов, тоже член Думы и человек, не сумевший вести себя так, как требовало достоинство министра Российской Империи. И как права была Государыня, когда Она писала Государю:

"Где у нас люди, я всегда себя спрашиваю и прямо не могу понять, как в такой огромной стране, за небольшим исключением, совсем нет подходящих людей?"^{260}

Государыня во многом была права, и в своем письме от 14 декабря 1916 года Она писала о том, что впоследствии, уже в эмиграции, говорили многие:

"Будь Петром Великим, Иваном Грозным, Императором Павлом, сокруши всех... Я бы повесила Трепова за его дурные советы... Распусти Думу сейчас же... Спокойно и с чистой совестью перед всей Россией я бы сослала Львова в Сибирь... Милюкова, Гучкова и Поливанова — тоже в Сибирь. Теперь война и в такое время внутренняя война есть высшая измена. Отчего ты не смотришь на это дело так, я, право, не могу понять".^{261}

В стране же появилась усталость от войны. Упадочные настроения все больше распространялись по всей России. Циммервапьдское воззвание распространялось успешно в рабочей, студенческой и полуинтеллигентской среде. Это настроение охватывало и левые фракции Думы — трудовиков и социал-демократов и, конечно, рабочую секцию Военно-промышленного комитета. Пораженческие настроения имели успех. Но все русское общество, науськиваемое Прогрессивным блоком, винило во всем власть. Деятели Прогрессивного блока, участвовавшие во всяких особых совещаниях, конечно, знали, как много было сделано властью для достижения победы. И зная все это, они продолжали утверждать, что власть "никуда не годится".

П. Милюков как лидер Прогрессивного блока, усиленно готовился к "штурму власти". Еще раньше его соратником по партии и Блоку В. Маклаковым была напечатана статья в газете, которая называлась "Безумный шофер" и в которой проводилась мысль, что шофер, не умеющий править машиной, должен быть удален силой, если он сам не хочет уступить место "опытному вожатому". Все это, конечно, с радостью читалось повсюду, так как все понимали, о ком пишет Маклаков.

Но к открытию Думы 1 ноября 1916 года после перерыва занятий блок в лице своего лидера Милюкова готовил свою речь, в которой он открыто, нагло и цинично осмелился обвинить в измене Ее Величество Государыню Императрицу.

Свою "историческую" (так ее назвал английский посол Бьюкенен) речь Милюков начал так:

"Ядовитая сила подозрения уже дает обильные плоды. Из края земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене. Слухи эти забираются высоко и никого не щадят. Увы, господа, эти предупреждения, как и все другие, не были приняты во внимание. В результате в заявлении 28 председателей губернских управ, собравшихся в Москве 25 октября этого года, вы имеете следующие указания: