Анатомия книжной реальности

64. Итак, во-первых, мы не станем призывать сказочников быть реалистичными — это и не требуется — как мы видим, и без всяких призывов сказочники вынуждены иметь в виду реальность — хотят они этого или не хотят. Но, может (и это, во-вторых) реалистические произведения в тенденции убедительнее сказок? Вообще-то некий (и существенный) крен в пользу реалистических произведений вывести, я думаю, можно, но, боюсь, что так мы сразу станем на ложный путь заведомого предпочтения одного огромного пласта литературы над другим. Это путь бесплодный, обрекающий величайшие произведения мировой литературы на положение второсортной продукции. Поэтому под реалистической доминантой я не буду утверждать ни стремление сказок к реалистичности, ни очевидную доминанту реалистической литературы над сказочной. Но вот что я буду утверждать решительно, так это доминанту Истины-Правды жизни как безусловно высшего критерия убедительности по сравнению с увлекательностью-удивительностью. Увлекательность — это своего рода спецэффект, но взрослому человеку не пристало придавать чрезвычайного значения спецэффектам. Зрелый ум во всем ищет прежде всего смысла. Поэтому, если дети и юноши с таким жаром читают о различных приключениях, то с возрастом блеск этих приключений изрядно тускнеет — ведь теперь человеку надо жить самому. Можно сказать, что человек, взрослея, сталкивается с реальным приключением жизни и быстро понимает, насколько оно отлично от приключений в приключенческой литературе. Да, все та же самая реальность, заявляя о себе в жизни и заставляя человека жить реальной жизнью, то есть решать те вековечные проблемы, которые неизбежно обрушиваются на него (и прежде всего от человека требуется разрешить важнейший из вопросов — как именно надо выстраивать свою жизнь); так вот эти жизненные реалии оказывают влияние и на литературный вкус читателя, если только он в состоянии повзрослеть. Но все это, повторюсь, не есть выпад против сказок. Ведь и сказка, не делающая попыток стать чем-то большим, чем просто сказка — так и останется не более чем сказочкой на ночь для не желающего уснуть ребенка. Но что такое это «нечто большее»? Все та же Правда жизни [12].

65. Не пытаясь выдать себя за нечто правдоподобное на уровне фактов (хотя уже и тут сказка не может вполне дистанцироваться от реальности — иначе она потонет в абсурде), всякая сказка, как уже отмечалось, очень даже может пытаться выдать себя за Правду по существу — посредством символа. Здесь все просто и хорошо всем известно — «сказка — ложь, да в ней намек». Но, так как мы не признаем ложность сказок, скажу по-другому: сказка — правда, лишь для проформы приукрашенная чудесным. Ведь смешно было бы считать такую сказку, как, например, «Гадкий утенок», лишь произвольно-удивительным плодом фантазии. Это одна из самых правдивых историй, какие только когда-либо рассказывались — в чем и состоит ее величайшая сила. Гадкие утята время от времени превращаются в лебедей, и те, кто становится свидетелем этого превращения, не могут прийти в себя от удивления — ведь на их глазах оживает сказка. Получается, что сказка говорит о реальности, а реальность отсылает к сказке. «Это так и есть» — говорит тот, кто читает сказку. «Этого не может быть» — говорит тот, кто становится свидетелем того как сказка оживает. К сожалению и такая, скажем, мрачная история как «Синяя борода» тоже более чем реалистична, и далеко не у одних маньяков существует некая тайная комнатка, куда лучше бы не заглядывать посторонним… Ну и если мы вспомним разбившееся зеркало тролля из «Снежной королевы» — такое зеркало, в котором все отражается исключительно в искаженно-низменном свете — то разве не видим мы вокруг себя людей, которым словно бы в действительности попал в глаз осколок этого зеркала? Здесь же уместно вспомнить и о Пиноккио, который под конец своих приключений стал-таки человеком. Символ вполне зрим — поступая как человек, и деревяшка становится человеком. Правда, боюсь, что правда жизни «Приключений Пиноккио» серьезно отличается от той несколько топорной (или — поленной?) морали, которую хотел вложить в эту историю автор — уж больно велик соблазн посчитать, что именно приключения Пиноккио выковывают его характер, а если просто быть «хорошим мальчиком, исправно посещающим уроки» — так и ни в какую историю не попадешь! Про любовь к школе я вообще не стану ничего говорить, потому как не умею ни материться, ни сдерживаться… Пусть скажет Холден Колфилд, а вы уж прислушайтесь к его словам.