Анатомия любви

– О. О! – Джек вытащил один из своих мастерков, упиравшийся ручкой в спину Хейзел. Он покраснел, выругался про себя, и остаток пути они проделали в молчании.

Церковь Святой Двинвен показалась на горизонте словно дымка – маленькое здание цвета железа с тонким, изогнутым шпилем.

– Здесь нам придется оставить лошадей, – прошептал Джек. – И остальной путь проделать пешком.

Хейзел кивнула. Затем грациозно соскользнула со спины лошади и великодушно протянула руку Джеку, который, даже опершись на нее, все равно приземлился с топотом. Их окружал лес, под ногами стелился влажный мох пополам с грязью. Хейзел привязала лошадей к ближайшей ветке, а Джек в это время забрал инвентарь из тележки: две лопаты, простыню из мешковины и длинную веревку.

– Предупреждаю, это занятие не из приятных.

– Не беспокойся. Я здесь не ради удовольствия.

Джек разглядел в темноте ее хитрую улыбку.

Они направились к кладбищу, где, словно молчаливые часовые, стояли на страже склепы и усыпальницы. Когда они добрались до шипастой кладбищенской ограды, Джек тут же по привычке перемахнул через нее. Хейзел замерла на другой стороне.

– Это легче, чем кажется, – прошептал Джек и оглянулся на маленький коттедж приходского священника с горящей в окне одинокой свечой, чтобы убедиться, что никто сюда не идет. – Если ты умеешь взбираться на того чудовищного коня, гарантирую, этот забор ты перепрыгнешь только так.

Хейзел медлила, и на мгновение Джеку показалось, что привести ее сюда было ошибкой, что из-за нее их поймают, – но тут она сделала это. Она перепрыгнула ограду, не задев шипы даже краем брюк.

– Ну и где могила? – спросила она, переводя дыхание.

Теперь усмехнулся Джек. Он качнул головой и двинулся в юго-восточную часть кладбища, где несколько дней назад видел похоронную церемонию. К сожалению, в темноте, с путающимися наполовину от страха, наполовину от запаха волос Хейзел мыслями, искать могилу пришлось дольше, чем рассчитывал Джек.

– Клянусь, она где-то здесь, – шептал Джек.

Чем дольше они здесь находятся, тем больше рискуют. Чтобы стать хорошим воскрешателем, нужно успевать все делать так, чтобы плакальщик в ярде от тебя даже не успел заметить, что ты здесь.

Хейзел медленно двигалась вперед, пытаясь разглядеть имена, высеченные на надгробиях. Она останавливалась перед каждым, и ее губы шевелились, когда она читала имена.

– Столько детей, – тихо сказала девушка.

И столько смертей в 1815 году, когда лихорадка беспощадно выкашивала Эдинбург, не разбирая, убивала богатых и бедных, господ и их слуг. Часто болезнь затягивалась, продляя страдания жертв, брошенных собственными семьями из страха заразиться. Бедные люди оставались совсем одни в запертых домах, воя и скребясь в окна, умоляя прохожих зайти и поддержать их в предсмертные часы. Она поражала и детей, и юных девушек, и парней. В этом была ее особая жестокость: часто она забирала тех, кто только начинал жить.

– Здесь, – прошептал Джек. Он стоял перед неровным холмиком влажной, недавно вскопанной земли, с воткнутым сверху деревянным крестом.

Хейзел подошла к нему и взяла одну лопату.

– Значит, начинаем копать, – сказала она.

– Начинаем копать.

Добрую половину часа они трудились в молчании. Каждые несколько минут Джек поднимал голову, чтобы убедиться, что на кладбище все еще тихо, но Хейзел, к его удивлению, оказалась неожиданно прилежным работником. Она почти не поднимала головы, работая методично и задавая гипнотизирующий ритм: скрежет лопаты по поверхности, а затем мягкий шорох выкинутой земли. Шкряб. Шурх. Шкряб. Шурх. Шкряб. Шурх.

А затем к ритму добавился новый звук – отдаленный, из леса. Шуршание листьев. А может, скрежет когтей мелкого зверька по дереву. Хейзел не заметила, продолжая махать лопатой с той же скоростью, а вот Джек поднял голову. Под деревьями царила тьма, в которой ничего было не различить. Это просто лошади, сказал он себе. Наверняка лошади. Он в этом деле не новичок, чтобы шарахаться от каждой тени.

Но тут его отвлек более важный звук: стук металла по дереву, раздавшийся, когда лопата Хейзел ткнулась в деревянную крышку гроба.

– Отлично, – сказал Джек, – сейчас я ее сломаю.

Хейзел кивнула и прикрыла глаза от возможных щепок, когда Джек поднял лопату и уверенным ударом пробил крышку. Ее треск походил на пистолетный выстрел. Джек перекинул лопату через край выкопанной ими ямы, а затем и сам, подтянувшись на руках, вылез на траву.

– Кинь мне обломок крышки. Я спущу тебе веревку. Обвяжи его ноги, а я его вытащу.

Хейзел молча кивнула. Отломав кусок от пробитой крышки, она подала его наверх, а затем оценила открывшийся вид: пара ног в изношенных коричневых башмаках, стертых до дыр, вкупе с мерзким запахом разложения и смерти. Между пальцами трупа показалась личинка, и Хейзел уткнулась в рукав, давясь тошнотой.

– Хотел бы я сказать, что к этому привыкаешь, – прошептал Джек, прикрывая собственный нос.