Анатомия любви

Когда они вернулись к конюшням, Джек задержался, вычесывая лошадей, несмотря на то что конюх всегда чистил их в конце дня. Бетельгейзе одобрительно тряс гривой. В итоге эти двое все-таки подружились.

– Ты его так назвала? – спросил Джек, похлопывая коня по шее. – Бетельгейзе. Необычное звездное имя.

– Это мой брат Джордж. Ему нравились звезды. Когда я была маленькой, он помогал мне вылезти из окна детской на крышу и показывал созвездия. Он не был похож на меня. Я запоминаю факты и цифры. Выучила все кости в человеческом скелете, все кислоты, растворяющие плоть. А он любил истории. Он был… добрым.

– Мне жаль, что ты его потеряла, – сказал Джек.

– Спасибо.

Больше ничего умного Джеку в голову не пришло – словарный запас был исчерпан, и он боялся сказать глупость, чтобы не унизить себя.

– Увидимся в воскресенье ночью, – заявил он громко и слишком внезапно. – Если ты все еще собираешься копать, я имею в виду.

– Собираюсь, – подтвердила Хейзел.

Прибыв в Хоторнден воскресной ночью, Джек увидел, что оседлана всего одна лошадь, мисс Розалинда, и тележка уже пристегнута к ее седлу.

– Я решила, что, пока ты учишься, будет лучше ездить на одной лошади, – объяснила Хейзел, засовывая ногу в стремя и взбираясь в седло. – Дорога не такая ровная, как аллея в имении.

– Довольно заносчивые слова для девчонки, за которую я в прошлый раз сделал почти всю тяжелую работу, – сказал он, швыряя инструменты в тележку. Затем протянул руку, чтобы похлопать мисс Розалинду по крупу, но вовремя одумался.

– Кто-то в нашей паре должен быть мозгом операции, а кто-то – мускулами, – отбрила Хейзел.

– А я-то полагал, что отвечаю за красоту, – вздохнул Джек.

– Нет, – возразила Хейзел, потрепав свою кобылу по шее. – Эта роль за мисс Розалиндой.

Поездка до кладбища по ощущениям заняла всего лишь малую часть потраченного в прошлый раз времени. Хейзел показалось, что они скакали всего несколько секунд, прежде чем деревья расступились, открыв шпиль церкви Святой Двинвен. Руки Джека все время лежали на талии Хейзел, даря тепло и спокойствие. Казалось, изгиб ее спины просто создан для того, чтобы прижиматься к его груди, и она ощутила легкое сожаление, когда поняла, что пора спешиваться и отправляться на кладбище с лопатами наперевес.

– Он умер от лихорадки? – спросила Хейзел, когда они копали уже достаточно долго, чтобы на лбу у нее выступил пот.

Джек промычал что-то подтверждающее, не переставая копать. Он сам видел, как закапывали гроб, помеченный зловещей, в потеках красной краски, буквой Р, которую больницы стали использовать с того времени, как число смертей от римской лихорадки принялось расти.

– Это мужчина, как и в прошлый раз, – прошептал Джек, после того как закинул полную лопату земли на кучу наверху и остановился вытереть пот, заливающий глаза. – Ни семьи, ни похорон. Сосновый ящик от бесплатной больницы.

– Это ужасно, – сказала Хейзел.

Джек удивленно поднял голову.

– Да, – подтвердил он. – Думаю, так и есть.

Это действительно было ужасно. А он даже не подумал об этом. Его душа настолько оцепенела от чудовищной смертности в Эдинбурге, что первой реакцией стало облегчение: сосновые ящики было проще сломать. Снова стоя в могиле, так близко к Хейзел, Джек чувствовал магнетическое притяжение ее кожи, ощущал солоноватый запах ее пота. Ему хотелось поцеловать ее, но прежде чем он придумал как, раздался скрежет железа по дереву.

Как Джек и запомнил, там оказался сосновый ящик с верхушкой буквы Р, выглядывающей из-под засыпавшей крышку земли.

– Из-за римской лихорадки, – тихо объяснил он. «Вот он, момент, – мелькнула в голове мысль. – Поцелуй ее сейчас». Но вместо этого он выкинул лопату на траву и следом вылез сам.

На этот раз Хейзел знала, что делать, когда Джек спустил веревку. Она действовала быстро, обвязывая ее вокруг ног покойника и помогая Джеку вытащить тело из дыры в крышке наощупь, чтобы не видеть перед собой лицо со следами разложения.

Когда тело оказалось полностью вне могилы, Джек подал руку Хейзел. Та взялась за нее, чувствуя, что на ладонях от их ночных упражнений появились мозоли, вздувшиеся пузырями.

– А твоя мама никогда не говорила, помогает ли этот бородавочник от мозолей? – спросила она, разминая ладони, пока они сидели бок о бок на темной траве.

– Боюсь, что нет.

Хейзел сделала в памяти зарубку все равно попробовать.

Они посидели еще пару минут, восстанавливая дыхание. Джек гадал, стоит ли ему набраться храбрости и попытаться ее поцеловать, но затем сказал:

– Думаю, пора нам раздеть беднягу.

Стоя в могиле, Хейзел не заметила в лице покойника ничего особенного, но теперь, когда они были наверху, не смогла отвести взгляд. Что-то в нем было странное, какая-то пустота, отчего кожа напоминала мастику. Лунного света не хватало, чтобы Хейзел смогла рассмотреть черты лица покойника более тщательно.

– А ты взял с собой кремень и свечу? – спросила Хейзел.