Анатомия любви

– А теперь ты просто обязана рассказать мне, что подумала, когда Бернард сделал предложение. Признаюсь, я полагала, что он еще пару сезонов подождет, вы двое еще так молоды. К тому же тебя в этом сезоне почти не было видно. – Миссис Кальдуотер наклонилась вперед, заговорщицки подняв бровь, словно собиралась поделиться с Хейзел секретом, вот только голос ее все так же разносился по округе надоедливым дребезжанием латунного колокольчика. – Половина Шарлотт-сквер убеждена, что тебе удалось соблазнить польского графа, потому-то Бернарду и пришлось сделать свой ход, пока еще есть шанс. А еще до меня дошли слухи, что твоей матери надоела нерешительность Бернарда и она отправилась в Лондон поискать тебе партию среди англичан и заставить Бернарда ревновать! Иначе с чего бы ей уезжать так рано? Наверняка она довольна, что твой брак с Бернардом Алмонтом – дело решенное. Теперь, когда ты помолвлена, она собирается вернуться домой?

– Моя матушка в Бате, с Перси. На отдыхе. Поправляет его хрупкое здоровье. И прячет от лихорадки.

Излишне нарумяненное лицо миссис Кальдуотер превратилось в маску сочувствия.

– О да, конечно. Ох, бедняжечка. Твоей несчастной матери через столько пришлось пройти! Потеряла первенца, и твой отец почти не бывает дома. Это наверняка так тяжело для нее, правда?

– Да, – ответила Хейзел, которой беседа с каждой секундой нравилась все меньше. – Полагаю, так и есть.

С потрясающей небрежностью проигнорировав все вежливые попытки девушки вернуться к чтению, Гиацинт Кальдуотер повернулась, демонстрируя свою округлившуюся талию и поддерживая живот снизу. Миссис Кальдуотер было, наверное, уже не меньше сорока. А судя по мелким морщинкам в уголках глаз, и все пятьдесят, предположила Хейзел. И все же сомневаться не приходилось: женщина носила ребенка.

Проследив за взглядом Хейзел, миссис Кальдуотер расцвела.

– Можешь в это поверить? Настоящее чудо. Мы с мужем, полковником, пытались завести ребенка с самой свадьбы, целую вечность, ха-ха-ха, и тут наконец – пуф!

– Пуф, – повторила Хейзел.

– А помог в этом осмотр доктора Бичема. Рассказал мне о правильном питании, заставил жевать какие-то ужасные смеси, но результат видишь сама. Этот человек гений. Чудовищно дорогой, само собой, но стоит каждого фартинга. Не представляю, как выживают в этой стране те, кому не по карману хорошие доктора.

– Отправляются в больницы при богадельнях, – ответила Хейзел. – Где большинство из них и умирает.

Миссис Кальдуотер рассмеялась, словно Хейзел удачно пошутила.

– Точно, богадельни! – Она снова погладила свой живот. – Что ж, нам двоим нужно как следует питаться. Пожалуйста, передай своей матушке самые теплые пожелания и не стесняйся заскакивать на чай в Бартон-хаус в любое время. Посмотри только, как ты исхудала! Это просто возмутительно. Кошмар! Я сама возьмусь тебя откармливать, если придется.

– До свидания, миссис Кальдуотер, еще раз поздравляю вас с вашей радостью, – сказала Хейзел и сразу же, пока женщина не успела задать очередной бесцеремонный вопрос, раскрыла книгу и уткнулась в нее.

Доктор Бичем был гением, это не подлежало сомнению. Хотя Хейзел и не могла безоговорочно одобрять того, кто способствовал появлению в мире новых Кальдуотеров.

Хейзел листала книгу Бичема, когда из нее что-то выпало – маленький листок пергамента, такой тонкий, что она до сих пор не замечала его между страниц. Она бережно развернула пожелтевший, обтрепанный по краям листок. Казалось, что ему очень много лет, намного больше, чем книге, в которой он хранился.

Это был сделанный пером и тушью рисунок человеческой руки с отделенными от нее пальцами. Стрелками на нем были обозначены все вены, связывающие пальцы с ладонью. По мнению Хейзел, это походило на записи при подготовке к серьезной хирургической операции.

Пергамент был тонким, как крыло бабочки, а чернила почти выцвели. Может ли оказаться, что это запись того самого, первого, доктора Бичема? Сохраненная его внуком, который положил ее в стопку других, а затем случайно сунул в первую попавшуюся под руку книгу? Почерк был угловатым, с сильным наклоном, но очень четким, с ровными, аккуратными буквами. Хотел ли Бичем, чтобы она нашла этот листок? Записку одного из самых выдающихся ученых в современной шотландской истории, подаренную, как знак веры в ее силы, как источник вдохновения?

Как бы Хейзел хотелось встретиться с самым первым доктором Бичемом, человеком, всю жизнь посвятившим изучению человеческого тела! Рисунок на пергаменте принадлежал перу человека, преданного своему делу, как монах, того, кто с таким тщанием и самоотдачей изучал суставы, мышцы и вены, что легко мог создать подобное идеальное изображение. Хейзел перевела взгляд с рисунка на свою собственную руку и обратно. От увиденного хотелось плакать.