Анатомия любви

— А с чего бы мне хотеть с ними работать? — удивился Семен. — Я одинаково не знаю вас троих, так что вообще нет разницы, кто будет давать наркоз. Или это вы не хотите работать со стажером?

— Что за ерунда? — ему показалось, что женщина рассердилась. — Вы хирург, а не стажер, да и какая разница — все когда-то начинали.

— Тогда зачем вы мне это предлагаете?

— Понимаете… — она снова как-то смешалась. — Дело в том, что я на днях допустила серьезную ошибку и едва не угробила клиентку Мажарова, а она еще и жена мэра к тому же…

— К чему? — не понял Семен, вообще не любивший сплетен и всяких подковерных интриг — этого он «наелся» в отцовской клинике.

— Да ни к чему, конечно, — Калмыкова едва не плакала. — Просто… я не спросила у нее об аллергии, пометку не сделала на карте… а она выдала отек, скорее всего, на антибиотик, который вводим всем после операции…

— Так ваша-то в чем вина, не пойму? Об аллергии спрашивает врач приемного покоя, а уточняет потом лечащий.

— Это так, но… словом, я чувствую, что со мной не хотят работать.

— Инна Алексеевна, я тут человек новый, для меня каждый сотрудник — незнакомец со своими сюрпризами, так что перестаньте расшатывать мою веру в вас, — улыбнулся Семен. — Если вас назначили ко мне анестезиологом, значит, завтра мы встретимся в операционной и будем делать каждый свою работу, вот и все. А интриги эти все… ну противно, честное слово. Я у отца в клинике этого насмотрелся — во! — он провел ребром ладони по горлу. — Так что давайте завтра просто сделаем то, что умеем, и все. Договорились?

Калмыкова кивнула, и Семену показалось, что она еле сдерживается, чтобы не заплакать.

— Вы на машине? — спросил он, хотя понимал, что говорит глупости — она идет с ним на парковку, а добраться сюда можно только своим транспортом, потому что от автобусной остановки в соседнем поселке нужно идти пять километров по лесу.

— Да… — Инна кивнула на припаркованную во втором ряду «ладу-весту».

— Понятно. А вот мой конь, — улыбнулся Семен, подходя к мотоциклу, и Инна удивленно захлопала ресницами:

— Харлей?!

— А вы разбираетесь? — оживился Кайзельгауз, открывая бардачок и вынимая шлем.

— Нет, что вы… просто это такая классика, что стыдно не знать. И что же — зимой тоже вот так?

— Конечно, — кивнул он. — Я еще и на слеты байкерские езжу.

— Когда успеваете только?

— В отпуске или на выходных, если не дежурю.

— Интересное у вас хобби, Семен…

— А вы чем-то увлекаетесь?

— Цветы выращиваю, — улыбнулась наконец Калмыкова и нажала кнопку сигнализации. — До завтра, Семен Борисович.

— Просто Семен.

— Тогда я просто Инна. Всего хорошего! — она скользнула в салон машины и через минуту уже выезжала с парковки.

Семен застегнул куртку, надел шлем и вдруг подумал, что видел Калмыкову раньше, просто не может вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

Инна

Дверь в комнату Алины оказалась заперта. Инна знала, что дочь дома — запнулась в прихожей о брошенные на коврике кеды.

«Если постучу — сделает вид, что спит после дежурства. Но я ведь знаю, что ни на каком дежурстве она не была, шлялась где-то в течение полутора суток… Нет, с этим надо заканчивать», — решила она и замолотила кулаком в дверь:

— Алина! Алина, открой, я знаю, что ты дома!

Спустя минуту дверь распахнулась, и на пороге возникла дочь — против ожидания, не в пижаме, а в коротких домашних шортиках и футболке, волосы забраны наверх, лицо без грамма косметики.

— Что ты двери-то выносишь? Не могла нормально постучать? — Алина посторонилась, впуская мать в комнату.

— Где ты была всю ночь? — спросила Инна, не особенно надеясь на честный ответ, и не ошиблась:

— На дежурстве, — дочь сделала честные глаза. — А с утра попросили остаться, там санитарка заболела…

— Не ври. Я звонила в отделение, тебя там никто не видел уже четыре дня. На что ты надеешься? Что я подпишу тебе дневник практики у кого-то из знакомых?

— Ну с чего бы мне на это надеяться? Ты же принципиальная у нас! — фыркнула Алина, скрестив на груди руки. — Сама разберусь.

— Сама ты не можешь даже за собственные поступки отвечать! Я же думала, что могу надеяться на тебя, что ты взрослая! А ты…

— А что — я? — ощетинилась вдруг дочь. — Что — я? Ты меня спрашивала вообще, чего я хочу? Ты хоть раз поинтересовалась тем, нравится ли мне учиться, хочу ли я врачом быть? Нет! Ты решила, что я продолжу династию Калмыковых! Калмыковых — не Залевских! А я, может, не хочу!

— А чего ты вообще хочешь-то?! — не выдержала Инна, тоже срываясь в крик. — Болтаться целыми днями без цели? Ты о будущем подумала хоть раз? Как жить будешь, на что?!

— А для тебя все только в деньги упирается, да?! Ты и отца потому столько лет терпела, что у него денежки водились? Ради материального благополучия терпела его измывательства?!

Инна, не понимая даже, что делает, размахнулась и ударила дочь по щеке. Алина ахнула, зажала щеку ладонью и посмотрела на мать наполнившимися влагой глазами.

Калмыкова пришла в себя и испугалась того, что только что натворила, — никогда прежде она не поднимала руку на детей.