Анатомия любви

«В конце концов, живут же люди в общежитиях, и ничего, — думала она, заваривая себе чай. — Да, Алина избалована, но, может, пришло время ей научиться заботиться о себе самостоятельно? Конечно, я ее не выгоняю и не перестану ей помогать, но если она хочет…»

Телефон звякнул, оповещая о пришедшем сообщении, и Инна открыла его.

«Что, не понравились цветочки? На клумбах, конечно, выглядят лучше».

Больше ничего в сообщении не было, но и этого хватило, чтобы у Инны затряслись руки и отчаянно заколотилось сердце. Она была права — цветы сорваны с клумбы в клинике, значит, тот, кто их прислал, точно знает место ее работы.

«Все пропало, — обреченно подумала Калмыкова, машинально собирая пальцами в складку скатерть на столе. — Все пропало, я пропала… Снова увольняться и бежать? Куда? Меня нигде не ждут, да и невозможно уволиться так быстро, все равно придется задержаться на две недели… а за две недели я даже не смогу придумать, куда ехать. И Алина… Она совершенно точно со мной не поедет, а оставить ее здесь одну — дать этим людям отличный козырь в руки… Господи, зачем я тогда согласилась…»

— Мама, ну где ты? — раздался из комнаты голос сына, и Инна встрепенулась, разгладила скатерть ладонью:

— Ты уже принял душ?

— Да, я уже лег.

Ритуал вечерних чтений установился с того момента, как Даня начал что-то понимать. Даже когда научился читать сам, все равно требовал, чтобы мать читала ему книгу вслух, а если Инна дежурила, то это делали Алина или няня. Даня любил книги о приключениях, и Инна старалась читать ему то, что сама любила в детстве. Сейчас они заканчивали «Детей капитана Гранта», и сыну не терпелось узнать, чем же все-таки завершатся события книги. Он уже открыл то место, на котором остановились вчера, и теперь сидел в постели, набросив на ноги покрывало и прижав открытую книгу к груди:

— Мама, ну давай же скорее! Там ведь самое интересное осталось! — заторопил он, подвигаясь к стене и освобождая матери место рядом с собой.

Инна забралась на кровать, поправила подушку под спиной и направила свет бра так, чтобы читать было удобнее. Сын улегся ей под руку, обнял и приготовился слушать.

Книга немного отвлекла Инну от обуревавших ее страхов, но только до того момента, как пришлось перевернуть последнюю страницу.

Сын благополучно уснул, а Инна, тихонько положив книгу на тумбочку и укрыв Даню покрывалом, на цыпочках вышла в кухню, где включила небольшой светильник над столом, села и заплакала.

Ей начало казаться, что теперь остаток жизни она будет вынуждена бегать и скрываться, таская за собой детей, пока они не начнут сопротивляться. Собственно, дочь уже делает это, она просто ушла из дома и не дает о себе знать. А скоро и Даня начнет поступать так же — уже ведь заявил, что сбежит из дома, если она не отпустит его в поход.

Тут ей пришло в голову, что, возможно, поход — хороший выход, сына не будет в городе неделю, и ей не придется думать о том, что его могут, например, похитить. Но тут же пришла и другая мысль — а ведь человек, приславший ей букет, знал, в каком лагере отдыхает Даня, и это значит, что теперь мальчик там не в безопасности.

— Что мне делать? — простонала Инна, вцепившись в волосы. — У меня есть два дня, за которые я, конечно, ничего не смогу решить. Я даже сыну безопасность обеспечить не могу и уехать никуда не могу — Алину ведь не бросишь, не предупредив…

Она снова схватила телефон и набрала номер дочери, не особо, впрочем, надеясь на ответ. Однако на третьем гудке Алина неожиданно сняла трубку:

— Алло.

— Алина! — шепотом закричала Инна в трубку. — Алина, где ты? Немедленно скажи, где ты, я обещаю, что не буду ругаться!

— Да можешь ругаться — мне-то что? — Инне показалось, что она даже видит, с каким выражением лица дочь произносит эту фразу. — Зачем ты звонишь?

— Как это — зачем? Что значит — зачем? Ты моя дочь, я волнуюсь…

— Мама, ну хватит уже! Волнуется она… видела же, что я дома была, специально ведь деньги оставила. Я тебе отдам потом.

— С каких доходов? — Инна понимала, что говорит не то, что не нужно обострять, но не могла остановиться.

— Я на работу устраиваюсь. И дома жить не буду больше.

— А… где ты будешь жить?

— Пока не скажу. Не хочу, чтобы ты и туда заявлялась, как в больницу, скандалы закатывать.

— Алина… ну что ты говоришь такое? Когда я скандалы устраивала?

— Ой, да постоянно… перед людьми стыдно, как будто мне пять лет! Что ты вечно контролируешь меня, вынюхиваешь? Я взрослый нормальный человек, со мной все в порядке. Я не колюсь, не нюхаю, не пью — тебе что надо еще? Дай мне жить своей жизнью, а сама живи своей.

— Да кто тебе не дает-то?! Живи! Но даже в своей собственной жизни у человека есть обязательства! — не выдержала Инна, и дочь усмехнулась в ответ:

— Обязательства? Это ты так называешь свою тотальную слежку за мной? Я обязана тебе отчитываться о каждом шаге? Ты хочешь все обо мне знать? А раньше почему не хотела? Почему ты не спрашивала моего мнения, когда начинала скоропостижно переезжать? Когда фамилию мне поменяла?

— Ты опять про фамилию… Что, тебе настолько важно носить фамилию человека, который…