Анатомия Меланхолии

Но благороднейшее создание — человек — Heu tristis et lachrymosa commutatio, О, горестная, плачевная перемена! — восклицает некто[826]{723}, — низко пал, утратил свое былое положение и стал miserabilis homuncio [жалким человеком], отверженным, презренным, одним из самых ничтожных на свете созданий и, если принять в соображение его природные свойства, упорствующим в своих заблуждениях грешником, настолько помраченным своим падением, что за исключением кое-каких остатков прежнего, он опустился ниже всякого животного. «Человек, который в чести и неразумен, подобен животным, которые погибают», — таково мнение Давида[827]; каким только чудовищем не становится он вследствие этих губительных перемен, — лисицей, псом, свиньей?[828]{724} Quantum mutatus ab illo! Сколь не похож на то, чем был он прежде!{725} Тогда — благословенный и счастливый, а ныне — несчастный и проклятый. «Он осужден есть свой хлеб в печали»[829], обречен смерти, подвержен всевозможным недугам и разного рода несчастьям. «Много трудов предназначено каждому человеку, и тяжело иго на сынах Адама, со дня исхода из чрева матери их до дня возвращения к матери их. Мысль об ожидаемом и день смерти производит в них размышления и страх сердца. От сидящего на славном престоле и до поверженного на земле и во прахе, от носящего порфиру и венец и до одетого в рубище», — «у всякого досада и ревность, и смущение и беспокойство, и страх смерти и негодование и распря… и хотя это бывает со всякою плотью, от человека до скота, но у грешников в семь крат более сего». Их мысли и душевные опасения, их представления о том, на что остается им уповать вплоть до неминуемого смертного часа, внушают страх каждому из них, начиная с того, кто восседает во славе на троне, наряжен в шелка небесного цвета и увенчан короной, и кончая тем, кто внизу влачится во прахе и пепле и одет в простую холстину. Гнев и зависть, заботы, тревоги и боязнь смерти, невзгоды и раздоры — такова участь и людей, и животных, но она всемеро тяжелее для нечестивых»[830]. Все это выпадает на долю человека в жизни земной, а в жизни грядущей его, без сомнения, ожидают вечные муки.

И первоначальной причиной всех этих человеческих бед, этой утраты или разрушения Божественного облика, причиной смерти и недугов, всех временных и вечных мук было прегрешение нашего прародителя Адама, вкусившего запретный плод по дьявольскому наущению и соблазну[831]. Его ослушание, гордыня, честолюбие, невоздержанность, неверие, любопытство послужили причиной и первородного греха, и всеобщего развращения людей, от них, как из источника, проистекли все порочные наклонности и проступки, они причиной наших горестей, ниспосланных нам за грехи наши. Судя по всему, именно это и предрекли нам иносказательно наши легендарные поэты в рассказе о ящике Пандоры{726}; открытый ею из любопытства, он-то и наводнил мир всякого рода недугами[832]. Однако не только одно любопытство, но и другие вопиющие прегрешения навлекают на наши головы эти наказания и бедствия. Ибо, как справедливо замечает Хризостом, ubi peccatum, ibi procella[833] [там, где грех, там и неистовая страсть]. «Безрассудные страдали за беззаконные пути свои иза неправды свои»[834]. «Порадуюсь, когда придет на вас ужас, как буря, и беда, как вихрь, принесется на вас, когда постигнет вас скорбь и теснота»[835], — авсе потому, что люди не страшатся Господа. «Вас сотрясают войны? — убедительно увещевает Киприан{727} Деметрия. — Вас преследуют нехватки и голод? Ваше здоровье погублено свирепствующими болезнями, человечество истерзано эпидемиями? — это все воздаяние за грехи ваши»[836] (Гаг<иографы>{728}, I, 9, 10; Ам. 1 <3–15>; Иер. 7 <3–34>). Господь гневается, наказывает и угрожает, поскольку, упорствуя в своем упрямстве и непослушании, люди не желают обратиться к нему. «Если земля останется бесплодной из-за отсутствия дождя, иссушенной и невозделанной, она не принесет плодов; если ваши источники иссякнут, не видать вам винограда, хлеба и масла; если воздух отравлен, людей мучают болезни, — и причиной тому их грехи»[837], которые подобно крови Авеля взывают к небесам о мщении{729}. «Наши сердца подавлены, потому что мы отягощены грехами» (Иер. 5, 15 ). «Все мы ревем, как медведи, и стонем, как голуби, и лишены здоровья за грехи наши и злоупотребления» (Ис. 59, 11, 12). Но слышать об этом и обращать на это внимание для нас непереносимо; «Вотще упрекать нас — мы не приемлем вразумления» (Иер. 2, 30); и еще — «Ты караешь их, но они не опечалились, они не пожелали исправиться и не вразумились» (там же, 5, 3). «Он наслал чуму, но они не обратились к нему (Ам. 4, 10). Ирод не мог стерпеть обличений Иоанна Крестителя[838], а Домициан — вынести слова Аполлония{730} о том, что причиной чумы в Эфесе его несправедливость, кровосмешение, разврат и тому подобное[839].