Анатомия Меланхолии

А теперь обратимся наконец к церковнослужителям — людям самой благородной профессии, заслуживающим быть почитаемыми вдвойне, а между тем самым нуждающимся и несчастным из всех прочих. Если вы не поверите мне, выслушайте тогда краткий перечень их бед, который немного лет назад был во всеуслышание изложен в проповеди, произнесенной у креста Св. Павла{1572} тогдашним почтенным священником, а ныне высокопреподобным епископом этой страны[2017]: «Мы, вскормленные наукой и предназначенные своими родителями для этой цели, в свои детские годы страдаем в грамматической школе, которую великий Августин называл magnum tyrannidem, et grave malum{1573} [великим насилием и самым тяжким бедствием], сравнивая его с пытками, претерпеваемыми мучениками; когда же мы поступаем в университет, то, если живем на содержании колледжа, как Фаларид возражал Леонтину{1574}, pantwn endeeix plhn limou kai jobou, испытываем нужду решительно во всем, кроме голода и страха, если же мы получаем хотя бы частичную поддержку от родителей, то тратим полученное на ненужные расходы, книги и ученые степени, так что прежде чем мы достигаем хоть какого-то совершенства, это обходится нам в пятьсот фунтов или в тысячу марок. Если, уплатив за это такую цену, истратив столько времени, телесного здоровья и душевных сил, денег и родового имущества, мы не в силах приобрести тем того скромного вознаграждения, которое принадлежит нам по закону и праву наследования, какого-нибудь бедного церковного прихода или места викария с годовым доходом в 50 фунтов, но должны еще отдавать патрону за пожизненную аренду (за изнурительную и старящую прежде времени жизнь) либо ежегодную плату, либо еще и сверх установленной арендной платы, и все это с риском погубить наши души, ценой святокупства и нарушения обета, а также утраты всех наших душевных преимуществ в esse и posse, в нашей сущности и возможности, как в настоящем, так и в грядущем. Какой же отец после всего этого будет настолько недальновиден, чтобы, взрастив своего сына, взвалить на него такое бремя и обречь на неизбежное нищенство? Какой христианин будет настолько нечестив, чтобы взрастить сына для такого образа жизни, который по всей вероятности и необходимости, cogit ad turpia, принуждая к греху, втянет его в симонию и клятвопреступление, когда, как сказал поэт, Invitatus ad haec aliquis de ponte negabit{1575}: если бы отродье нищеты, просящее подаяние на мосту и взятое оттуда, знало о подстерегающих его тяготах, то у него были бы все основания отказаться от такой участи. При таком положении вещей не старались ли все мы, принявшие священнический сан, извлечь прекрасное, поскольку не обретаем лучших плодов от трудов своих? Hoc est cur palles, cur quis non prandeat hoc est[2018]? [Не по этой ли причине у нас бледные лица и не потому ли мы служим заутреню на голодный желудок?] Не этого ли мы ради так изнуряем себя? Не этого ли мы ради круглый год встаем ни свет ни заря, «выпрыгивая, — как он говорит, — из постели, лишь только услышим бой часов, как если бы мы услышали гром небесный»[2019]. Если в этом и заключается все ожидающие нас уважение, награда и почести, тогда Frange leves calamos, et scinde, Thalia, libellos[2020] [Легкие перья сломай, и порви свои, Талия, книжки], давайте тогда оставим свои фолианты и посвятим себя какому-нибудь другому жизненному поприщу. Ради какой цели мы должны корпеть над ними? Quid me litterulas stulti docuere parentes?[2021] Зачем обучили меня родители грамоте сдуру? не для того ли, чтобы после двадцати лет учения мои поиски пристойного места были бы так же безуспешны, как и в начале моего пути? Ради чего мы претерпеваем столько мучений? Quid tantum insanis juvant impallescere chartis?{1576} [Ради чего теряем мы румянец юности, склоняясь над дурацкою страницей?] Если не остается больше никаких надежд на награду или более достойное поощрение, тогда я повторяю вновь: Frange leves calamos, et scinde, Thalia, libellos{1577}; давайте тогда станем солдатами, продадим свои книги и купим шпаги, ружья и пики или будем закупоривать ими бутылки, сменим наши одежды философов, как это сделал однажды Клеанф{1578}, на кафтаны мельников, все бросим и поскорее изберем себе любую другую жизненную стезю, нежели и дальше прозябать в такой нищете. Proestat dentiscalpia radere, quam literaiis monumentis magnatum favorem emendicare[2022]. [Уж лучше заострять зубочистки, чем пытаться снискать благосклонность вельможи литературными трудами.]