Анатомия Меланхолии

Qui talia legit,
Quid didicit tandem, quid scid nisi somnia, nugas[117]

{69}.

[Что постигает читатель всего того хлама, кроме

Разве фантазий пустых и псевдоученого вздора?]

А посему нередко выходит так (как еще в древности жаловался Каллимах{70}), что большая книга — это большое несчастье. Кардано находит уйму нелепостей в писаниях французов и немцев[118] и говорит, что они только зря переводят бумагу; Non, inquit, ab edendo deterreo, modo novum aliquid inveniant; он не против того, чтобы они писали, но только если в этом будет что-то новое, ими самими придуманное, но ведь все мы по-прежнему ткем одну и ту же паутину, вновь и вновь плетем одну и ту же веревку, а если и появится что-нибудь новенькое, то всего лишь какой-нибудь пустяк или небылица, сочиненные досужими писаками для таких же досужих читателей, а кому не под силу придумать такое? «Надо быть уж вовсе бесплодным, чтобы в наш век бумагомарателей совсем ничего не придумать»[119]. «Короли хвалятся своим войском, богачи чванятся своими дворцами, солдаты гордятся своей храбростью, а ученые мужи обнародуют свои побрякушки»[120], и всем волей-неволей приходится это читать и выслушивать.

Et quodcunque semel chartis illeverit, omnes
Gestiet a furno redeuntes scire lacuque,
Et pueros et anus[121]

.

[Только б ему написать, а уж там все мальчишки, старухи,

............ затвердят его сплетню.]

«Большой урожай поэтов в нынешнем году! — жалуется в письме к Созию Сенециону Плиний{71}, — в апреле не было почти ни одного дня без публичных чтений»[122]. Сколько новых книг объявлено в каталоге за весь нынешний год, за весь нынешний век (говорю я) на торгах Франкфурта, да и на наших внутренних рынках!{72} Дважды в году proferunt se nova ingenia et ostentant[123]. Дважды в году мы напрягаем наши мозги и выставляем плоды своих усилий на продажу, magno conatu nihil agimus [но после немалых трудов остаемся ни с чем]. Так что если не будет проведена безотлагательная реформа, как этого желал Геснер[124], то ли с помощью королевского указа или авторитетного надзора, чтобы обуздать такую свободу, это будет продолжаться in infinitum [до бесконечности]. Quis tam avidus librorum helluo? [Возможно ли где-нибудь отыскать такого пожирателя книг?] Да и кому под силу прочесть их? А ведь в этом книжном море нас ожидает еще больший хаос и путаница. Мы завалены книгами[125]; наши глаза ломит от чтения, а пальцы — от перелистывания страниц[126]. Что касается меня, то я один из этих писак, nos numerus summus [один из множества] и не собираюсь это отрицать! Мне остается лишь повторить в отношении себя слова Макробия: Omne meum, nihil meum, это все мое и не мое{73}. Как домовитая хозяйка из разных мотков шерсти вяжет какой-нибудь предмет одежды или пчела собирает воск и мед с разных цветов и делает из этого новую смесь, так и я

Floriferis ut apes in saltibus omnia libant{74}

[…наподобие пчел по лугам цветоносным,

Всюду сбирающих мед…]