Анатомия предательства, или Четыре жизни Константинова

Единственное, что его связывало с прошлой жизнью, была маленькая фотография его сыновей. Фотографию передал Трофимыч. Однажды он вошёл в камеру перед ужином, присел на стул и вытащил её из кармана гимнастёрки. «Это тебе, горемычный, передал Павел Кондратьевич. Правда, ему этого сделать не разрешили, поэтому он передал через меня. Так что фото спрячь хорошенько, если вдруг найдут, у меня будут неприятности», – сказал Трофимыч и отдал фотографию. Константинов хранил её в книге «Анна Каренина», которую получил из библиотеки. На ней были его сыновья, его мальчики. Кирилл и Иван. Они стояли, видимо, в фотостудии. Одеты в одинаковые костюмчики. Иван был уже совсем взрослый, ему исполнилось тринадцать лет. Смотрит в объектив прямо, на лице нет никаких эмоций. Кирюша был ему по плечо. Чувствовалось, что ему трудно было замереть перед съёмкой. Он, кажется, что-то рассматривал за фотографом. Возможно, это была Людмила. Глаза выражали интерес к происходящему. Он уже должен был пойти в школу. Конечно, ведь ему исполнилось восемь лет. На обратной стороне рукой Люды была сделана ручкой надпись «Ваня и Кирюша. 1990 год». И всё. Как они живут сейчас, он понятия не имел. Вышла ли Людмила замуж? Спросить было не у кого. Каждый раз, доставая фотографию, сердце обливалось кровью. Это было самое страшное преступление. Преступление против своих детей. Предательство меркло перед этой изменой. Ведь если бы он тогда не совершил этой подлости, уйдя от семьи к Нине, возможно, не было бы и встречи с Владимиром Петровичем. Не было бы этих страшных трёх лет его предательства. А сидел бы он на диване со своими детьми, читая какую-нибудь книжку. И Люда была бы рядом. Впору было зареветь бугаём, но все слёзы за эти полгода уже кончились. Назад ничего вернуть нельзя. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только сейчас. Его камера, его шконка. Осталось в жизни одно – сидеть и ждать. Ждать, когда его поведут на исполнение приговора. Смерти он уже не боялся. Чем смерть страшнее этой камеры? Раз и навсегда прекратятся его мучения, мучения совести.

***

В одну из таких бессонных ночей вспомнился допрос, куда на очную ставку привели Олю.

– Юрий Иванович, я ещё раз хочу уточнить одну деталь. Вы уверяете, что ни с кем, кроме так называемого дяди Коли, Вы никаких отношений не поддерживали? Я имею в виду Вашу шпионскую деятельность, – спросил Александр Александрович. Он не сидел на месте, а ходил по кабинету. Казалось, что он был чем-то взволнован.

– Да, я уже Вам рассказывал, что все задания получал только от него и всю информацию передавал только ему, – спокойно ответил Константинов. Он уже привык к манере допросов – задавать одни и те же вопросы по нескольку раз.

– А как же Ольга Ивановна Агафонова, инспектор первого отдела? – спросил следователь и внимательно посмотрел на Константинова, – она должна была быть в курсе Ваших дел.

Константинова прошиб холодный пот, и мелко задрожали руки. «Оля, Оленька, неужели я погубил и тебя?» – подумал Константинов и произнёс холодным и бесстрастным голосом:

– Александр Александрович, я ещё раз повторяю, что ни одному человеку в институте не было известно о моей деятельности.

Следователь подошёл к столу, снял трубку на телефоне и набрал номер. Через несколько гудков ему ответили. «Валентин Григорьевич, Вы хотели поприсутствовать при допросе. Да, всё готово. Хорошо, жду Вас», – Александр Александрович положил трубку. Нажал кнопку звонка, в кабинет вошёл конвоир, а он вышел. Константинов сидел и смотрел в одну точку на полу. Думать не хотелось. Он уже вроде всё рассказал. Но видимо, придётся ещё раз повторить для неизвестного ему Валентина Григорьевича. Минут через пять дверь открылась и в кабинет вошёл Александр Александрович и высокий, сухощавый мужчина.

– Встать, – резко сказал Александр Александрович.

Константинов не спеша начал подниматься.

– Отставить, пусть сидит, – ответил мужчина и прошёл за стол. Сел на стул за столом, и начал листать лежащие на нём бумаги. Александр Александрович стоял позади и что-то тихо пояснял. Константинову не было слышно.

Прошло несколько минут. Затем мужчина поднял голову и внимательно начал рассматривать его. Константинову стало как-то неуютно, он почувствовал себя совершенно голым перед этим человеком с военной выправкой, с коротко стрижеными седыми волосами. Цепкий взгляд словно пытался проникнуть в его мозг. Константинов опустил глаза – он не мог более выносить этого.

– Константинов Юрий Иванович, – медленно проговорил мужчина и замолчал на несколько секунд, – ну что ж, я генерал Тимофеев Валентин Григорьевич.

Константинов поднял взгляд и кивнул, как бы здороваясь.

– Подполковник Петров держит меня в курсе ваших дел. Вы понимаете, в чём Вас обвиняют? – генерал вновь пристально уставился в глаза Константинову, так что тот вновь опустил голову.

– Да, понимаю, – тихо ответил Константинов.