Анатомия рассеянной души. Древо познания

— Мне жаль, что вы уезжаете. Мы уже привыкли считать вас своим.

— Что же делать! Меня не любят в городе.

— Вы не можете сказать этого про нас.

— Нет, про вас я этого и не говорю. То есть про вас лично. Если мне и жаль покинуть этот город, то только из-за вас.

— Ах, что вы, дон Андрес!

— Хотите верьте, хотите нет. Я очень уважаю вас. Я нахожу вас очень доброй и очень умной женщиной.

— Господи, Боже мой, дон Андрес, этак вы совсем сконфузите меня, — сказала она, смеясь.

— Конфузьтесь, сколько угодно, Доротея. И все-таки это правда. Плохо в вас только одно…

— Посмотрим, что же плохого, — сказала она с притворной серьезностью.

— Плохо в вас то, — продолжал Андрес, — что вы замужем за идиотом, хвастливым дураком, который заставляет вас страдать, и которого я на вашем месте обманывал бы с кем угодно.

— Господи! Иисусе Христе! Что вы говорите!

— Это правда, которую я говорю вам на прощанье… И я дурак, что не ухаживал за вами.

— Теперь вы сообразили это, дон Андрес?

— Да, теперь я сообразил, но не думайте, что мне не приходило этого в голову и раньше, только у меня не хватало решимости… Сегодня мы одни в доме. Не правда ли?

— Да, одни. Прощайте, дон Андрес, я ухожу.

— Нет, не уходите, мне нужно поговорить с вами.

Удивленная властным тоном Андреса, Доротея остановилась.

— Что же вам нужно? — спросила она.

— Останьтесь здесь, со мной.

— Но ведь я честная женщина, дон Андрес, — слабым голосом проговорила Доротея.

— Я знаю. Честная и добрая женщина, а муж у вас дурак. Мы одни, никто не узнает, что вы были моею. Эта ночь для вас и для меня будет ночью необычной, исключительной…

— Да, а раскаяние, а угрызения совести?

— Угрызения совести?

Андрес понял, что не следует оспаривать этого пункта.

— Минуту тому назад я не думал, что скажу вам это. Почему сказал? Не знаю… Сердце мое сейчас стучит, как кузнечный молот.

Андрес, дрожа и весь бледный, оперся о железную спинку кровати.

— Вам нехорошо? — упавшим голосом прошептала Доротея.

— Нет, ничего.

Она тоже была смущена и дрожала. Андрес погасил свечу и подошел к ней. Доротея не сопротивлялась. Андрес в эту минуту был совершенно в бессознательном состоянии…

К утру в скважины деревянных ставней стал пробиваться свет. Доротея очнулась. Андрес пытался удержать ее в своих объятиях.

— Нет, нет, — с ужасом прошептала она и, вскочив, поспешно убежала из комнаты.

Андрес приподнялся и сел на постели, пораженный, дивясь самому себе. Он находился в состоянии полной нерешительности, чувствовал, будто на плечи ему давит какая-то тяжелая доска, и боялся спустить ноги на пол. Так он сидел, подавленный, опершись головой на руки, до тех пор, пока не услышал стука приехавшего за ним дилижанса. Тогда он встал, оделся и отворил дверь раньше, чем постучали, содрогаясь при мысли о стуке молотка. В комнату вошел мальчик, взял чемодан и мешок. Андрес надел пальто и сел в дилижанс, который тронулся по пыльной дороге.

— Как нелепо! Как это все нелепо! — воскликнул Андрес. — И сопоставлял всю свою жизнь и эту последнюю ночь, такую неожиданную и разрушительную.

В поезде нервное состояние его еще ухудшилось. В Аранхуэсе он решил прервать путешествие. Три дня, проведенные здесь, несколько успокоили его, и нервы пришли в относительный порядок.

Часть шестая Опыт в Мадриде

1. Комментарии к прошлому

Через несколько дней по приезде в Мадрид, Андрес был неприятно поражен, узнав, что вот-вот объявят войну Соединенным Штатам. Проходили собрания, уличные манифестации, всюду гремела патриотическая музыка.

Андрес не следил по газетам за колониальной политикой и не знал в точности, в чем было дело; его единственным источником была старая служанка Доротеи, которая громко пела во время стирки такую песню:

Да быть не может, чтоб из-за мулатов
Пришли столь скверные времена:
Уплыл на Кубу весь цвет Испании,
Лишь мелкая рыбка осталась одна.

Все суждения Андреса относительно войны и основывались на этой песне старой служанки. Но увидя, какой оборот принимают дела в связи с интервенцией Соединенных Штатов, он впал в уныние.

Повсюду только и было разговору, что о вероятности победы или поражения. Старый Уртадо верил в победу испанцев и в то, что она дастся без всяких усилий: янки, эти «свиные торговцы», при виде испанских солдат, сейчас же побросают ружья и разбегутся.

Брат Андреса Педро вел жизнь спортсмена и не интересовался войной, так же, как и Александр; Маргарита по-прежнему жила в Валенсии.

Андрес нашел должность в консультации по желудочным болезням, заменив одного из врачей, уехавшего на три месяца за границу. Днем он уходил в консультацию и оставался там до вечера, потом приходил домой ужинать, а после ужина шел узнавать новости.

Газеты были полны вздором и бравадой: янки не готовы к войне, их солдаты не имеют даже обмундирования. Судя по тому, что писалось в Мадриде, в стране швейных машин сшить несколько мундиров было огромной, просто катострафической трудностью!