Анатомия страха

Он положил трубку на рычаг и не успел даже убрать руку, как телефон заорал снова.

— Вот здорово, даже один гудок не отгудел, — восхитился смутно знакомый бас. — Лисицын.

— Здравствуй, Паша, — умирающим голосом простонал Дима. — Как оно?

— Оно ничего. Отгадай, почему я звоню.

— По моей трубке.

— Точно! Ты ее в трезвователе посеял. С тебя магарыч.

Пашин голос отдавался в голове, как орган под сводами костела.

— За трубку? — зевая, поинтересовался Дима.

— За бабку. То есть за тетку.

Ни черта себе! А он-то гадал, успел сказать Павлу, зачем вообще приезжал, или так и проехали.

— Неужели нашел?

— Ну, пока нет, но паренек один видел кое-что похожее. Будем искать.

— Класс! За это разговаривай по трубке. Заберу вместе с машиной.

— Да я же тебя разорю! — радостно пообещал Лисицын и отключился.

Ну вот теперь точно все. Почти.

Дима разделся до трусов, набросил халат — Ксюшины ядовитые духи не выветрились даже после стирки — и пошлепал босиком на кухню. Трехэтажный холодильник был неприлично пуст. Сморщенный пучок салата, кусок задубевшего сыра, два яйца и позавчерашняя жареная картошка в хлопьях застывшего жира. Даже смотреть на продукты было страшно, но он все-таки заставил себя соорудить твердокаменный бутерброд с сыром и запихнуть его в микроволновку. А потом — мужественно съесть эту горячую резину, запить ее кефиром, который собирался вылить еще на прошлой неделе, и блаженно упасть под одеяло. Уже засыпая, Дима подумал, что не мешало бы накрыть подушкой телефон, но сопротивляться вязкому дремотному киселю не было сил.

Ему приснился Сергей. Не мальчиком, но и не взрослым. Примерно таким, каким был на первом курсе. Он зачем-то оделся в длинный маскарадный плащ с капюшоном. Сергей подошел поближе, откинул капюшон, и Дима увидел, что на нем огромная зубастая маска муравья. Сергей снял маску вместе с головой и зажал ее под мышкой. Это было не страшно, а даже забавно. Дима засмеялся. Сергей вытянул руку и сказал на ненавидимой когда-то латыни: «Domine! Mea culpa!»[5]. Голос звучал со всех сторон, снова и снова возвращаясь эхом. Рука Сергея начала удлиняться, Дима бросился бежать, но рука настигала, вот холодные пальцы коснулись шеи… Он закричал и проснулся.

Ему вторил телефон. Проклиная весь свет от самого его сотворения, Дима снял трубку.

— Дмитрий Иванович, майор Логунов беспокоит, уголовный розыск. Как бы нам с вами встретиться?

— Срочно? — буркнул Дима.

— По возможности.

«Видно, не судьба, видно, не судьба, видно, нет любви…»

— Я дома.

— Вы не против, если я приеду минут через сорок?

— Приезжайте.

Отчаянно чертыхаясь, Дима натянул спортивный костюм и отправился на кухню варить кофе по-дьявольски: с перцем и гвоздикой.

Вот только опера нам для полного счастья и не хватало!

Логунов опоздал минут на десять. Дима, не зная, к чему бы для начала придраться, мысленно поставил ему это в вину. Он провел майора на кухню и вежливо предложил кофе, но тот отказался. Отказ тоже был занесен в меморандум.

— Вы плохо себя чувствуете? — внимательно посмотрев на Диму, поинтересовался майор.

— Я, извините, после вчерашнего, — развязно ответил Дима.

Неизвестно почему ему во что бы то ни стало хотелось вывести Логунова из себя. Своей отстраненностью, направленностью вглубь собственной персоны майор действовал на нервы — и одновременно притягивал, словно Дима смотрелся в зеркало.

Логунов никак не отреагировал на его реплику, казалось, он ее даже не услышал.

— Дмитрий Иванович, если мы правильно поняли, вы ведете собственное расследование? — спросил он.

— А разве это запрещено? У агентства есть лицензия, в которой наш, так сказать, жанр не указан. Если я буду ждать, пока вы сами найдете убийцу, то рискую однажды утром проснуться на нарах.

— А что вы скажете, если я предложу вам сотрудничество?

Майор упорно игнорировал Димины склочные выпады, и ему стало неловко.

— Из этого следует, что вы меня больше не подозреваете?

Майор пожал плечами и попросил разрешения закурить. Дима молча пододвинул пепельницу.

— Если честно, то сомнения еще есть. Но вблизи их рассматривать удобнее.

— Значит, удобнее… В принципе я не против, но только на взаимовыгодных началах, — сварливо сказал Дима, делая вид, что не замечает предложенных Логуновым сигарет, и вытаскивая свою пачку.

— То есть? — удивился майор.

— А вы думали как? Я вам все, что знаю, а вы мне «спасибо, гражданин Сиверцев»?

— А как насчет тайны следствия?

— В таком случае желаю удачи. Судя по тому, что вам удалось выйти на Тищенко, вы идете той же дорогой. Только неизвестно, какие делаете выводы.

— Дмитрий Иванович, — Логунов говорил спокойно и терпеливо, как с неполноценным ребенком. — Если вы знаете что-то, что может помочь следствию, вы обязаны дать показания.

— Пожалуйста, повесткой к следователю. А с вами я вообще не хочу разговаривать.

— Почему? — просто спросил Логунов, и Дима запнулся.

— Почему? — переспросил он. — Да потому, что я всю жизнь был на вашем месте, уговаривал и заставлял всяких баранов дать показания. А теперь я вынужден чувствовать себя идиотом и доказывать, что я — хороший! Белый, блин, и пушистый!