Анатомия страха

— Но я-то чем виноват? — чуть повысил голос Логунов.

— По-вашему, виноват я? — Дима уже почти кричал, сатанея от обиды и чудовищной головной боли. — Эти трое ублюдков убили женщину, которую я любил. Я уверен в этом! Их никто не наказал, потому что, видите ли, доказать их вину было невозможно. Проходит двадцать с лишним лет, кто-то начинает их гасить, и я ищу этого парня, но не для того, чтобы пожать ему руку, нет. Для того, чтобы торжественно вручить его вам. Нате, дяденьки менты, ешьте мерзавца с какашками, а меня оставьте в покое. Это вы, черт вас побери, можете понять?

Логунов, помрачнев, смотрел на окурок своей сигареты. Казалось, ему вспомнилось что-то очень болезненное.

— Это я понять могу, — сказал он тихо. — Извините, Дмитрий Иванович. До свидания.

Щелкнул замок, входная дверь захлопнулась. Не ожидавший подобного, Дима опешил. И тут снова взревел телефон. Подавив желание швырнуть его об пол и долго пинать по всей комнате, он снял трубку.

— Слушаю!

Тишина. Живая, дышащая тишина.

— Говорите, черт возьми!

Но трубка молчала.

— Оля, это ты? — сам не зная почему, тихо спросил Дима.

В ухо тонкими иголками забились, запульсировали короткие гудки.

— Так и сказал? — изумился Калистратов. — Ну ни черта себе хрена! Повестку, значит, хочет? Будет ему повестка, будет ему три дня на полном пансионе. Самолично прослежу, чтобы в самой злобной камере. И шепну кому надо, что бывший мент. Посмотрим, что он тогда запоет. Если сможет.

— Да будет вам, Андрей Ильич, — поморщился Логунов. — Сами же понимаете, Сиверцев тут ни при чем.

— А вы-то что его выгораживаете? — взвился следователь. — Его адвокат защищать будет. Я вот тут навел справочки про это «Аргус», где твой протеже директором. Знаешь, кто там хозяин? Вадик Соловьев.

— Птица?

— Она самая.

— Ну и что? При чем здесь Птица?

Калистратов отшвырнул ручку, которая, прогремев по столу всеми своими гранями, свалилась на пол, в самый недоступный угол.

— А может, он и вам приятель? Как Малинину? У него, посмотрю, везде друзья-товарищи. Сначала районный следователь его покрывал…

— Между прочим, формально следователь ничего не нарушил, — перебил его Логунов. — Сиверцев ему не родственник. А что касается просто знакомых, то это каждый сам для себя решает: отказаться или нет… Я вас, Андрей Ильич, что-то не узнаю в последнее время. Сколько мы с вами работаем, вы никогда таким не были. Вас будто подменили. Или подкупили?

Калистратов побагровел, пытаясь выдохнуть и что-то сказать. Не дожидаясь этого, Логунов вышел, громко хлопнув дверью.

Вернувшись к себе, он встретил в коридоре Боброва.

— Что, Иванушка, невесел, буйну голову повесил? — поинтересовался полковник.

— Калистратов, — коротко ответил Логунов.

— Ну вот, приплыли. Есть вообще хоть кто-то, кто тебя устроил бы? Вы же с ним, вроде, мирно жили? Ну-ка, пойдем, пошепчемся.

Бобров привел Ивана в свой кабинет, кивнул на длинный стол для совещаний и сам сел напротив.

— Рассказывай.

Выслушав, он снял очки и, задумчиво покусывая дужку, сказал:

— Я тебя, Ваня, понимаю, но лезть в ваши взаимоотношения, сам понимаешь, не могу. Значит, он давит на Сиверцева?

— Ему, Павел Петрович, очень хочется, чтобы Сиверцев оказался виноватым. А доказательств нет.

— Если бы Бога не было, его надо было бы придумать?

— Вот-вот.

— Ладно, я поговорю с прокурором, санкции на арест без веских оснований не будет. Но задержать на трое суток я помешать не могу. А что Гончарова?

— Ищем. Иголка в стоге сена. Если бы хоть район знать. Подключили бы участковых. Знаете, сколько Гончаровых в городе? Море. По ориентировкам останавливают — все не те. Знаете, Павел Петрович, я всегда удивляюсь, когда по нашим роботам кого-то опознают.

— Ты, Ваня, прежних не видел. Которые по кусочкам собирали, — проворчал Бобров. — Не «человек, похожий на…», а «нечто, похожее на человека». Отдаленно похожее. И находили же, опознавали. Ладно, что по Свирину?

— Ничего. Сидит дома. Вчера, правда, в банк проветрился на трамвае. Туда и обратно.

На форточку, громко чирикая, спикировал воробей. Бобров затопал, замахал руками, прогоняя незваного гостя.

— Зачем? — спросил Логунов.

— Примета плохая, когда птица в комнату залетает. Вот чего я не понимаю, Ваня, — сказал полковник, закрывая форточку. — Если ты прав и все дело в Гончаровой, получается неувязка. Допустим, она мстит за смерть дочери. Тогда зачем приплетать давнюю историю со Светланой Архиповой? Когда хотят просто лишить гада жизни, ну, око за око, то стреляют из кустов или покупают киллера. Когда хотят помурыжить, то дают понять: кто и за что. Чтобы знал, почему умирает. Но ведь Свирин из всех этих дел должен сделать вывод, что ему припомнили прошлое. И никто иной как друг детства Дима.