– «Я баба слабая,/ Сама не слажу./ Уж лучше – сразу»… – цитирует Вознесенского Людмила, а сама на Михаила смотрит так многозначительно и вопрошающе. Похоже, несмотря на вечные их перебранки, серьезные решения всегда остаются у этой пары за ним. Матриархат, как маскировка для истинного строя – для патриархата. Забавное построение, обычно бывает наоборот… «Хай Он диктует, только хай он диктует так, как мне нужно!» – заведено в большинстве устоявшихся семей, где женщина довольно активна. У моих же ребят явно по-другому, и от этого они мне еще больше нравятся…
– Похоже, запись делалась не для эфира, а на будущее – констатирует дядя Миша, продолжая снова и снова прокручивать запись. Людмилины цитаты и мои реверансы он оставляет без внимания. – Голос обрабатывать потом собирались. Как увидели неприятности, камеру выключили. Так это вашей Марины голос или той, что чужая?
– Моей. Бесфамильной. Точно-точно. – снова лепечу, хотя пора бы все понять и расслабиться.
– Видите ли, Сафо, – Людмила решает объяснить мне все открытым текстом. – Мы ведь не обычные наемники. Мы – вольнодумцы. Работаем не столько ради платы – хотя и ради нее тоже, сколько для интересу. Ваша история весьма интересна. Глупо было бы отстраниться и действовать строго в рамках своих обязанностей. И потом, вы мне симпатичны. А наша общая начальница – нет. Мы – люди советской закалки, а, значит, пойти против начальства (ну, против именно такого) почитаем за подвиг, а не за предательство…
– Склонен верить подлинности этой записи, – перебивает Михаил, снова переключая нас на картинку монитора. Он явно не хочет пафосных клятв и заверений во взаимопомощи. Людмила понимает это и моментально замолкает, обращаясь вся в слух и внимание. – Голос подделать очень сложно. Выходит, наши работодатели нас всех обманывают. Интересно… Но и мы не лыком шиты. Правда, Людочка?
И это его «наши», «нас всех», «мы» наполняет меня вдруг такой уверенностью и энтузиазмом, что хохочу весело, и сентиментально расцеловываю присутствующих. Кажется, у меня действительно теперь будут настоящие помощники.
Все в представлении профессора было так просто, что мне хотелось выть. В организме не хватает каких-то веществ. Попейте витаминчиков, не бойтесь, будет здорово… Я представлялась ему набором молекул, поведение которых определенными веществами может строго регулироваться. После этого визита возненавидела не только Лиличкины методы и всех ее «помощников», но и медицину в целом. Самое похабное – честно съела пару таблеток, и вот на тебе, настроение и впрямь повысилось. Апатия отпустила, проснулась жажда деятельности. Хорошо, что есть теперь куда использовать эту жажду – хорошо, что мы с Людмилой и дядей Мишею сговорились и действуем. А выть хочется от того, что организм так легко поддается посторонним вмешательствам. Ведь душа у меня болела! Душа, а не какие-нибудь там всеми исследованные органы. Болела так, что я делать ничего не могла. В потолок молча пялилась и ни одной связной мысли выдать не могла. Это, конечно, после того решающего визита к Лиличке:
– Давай начистоту, – я все еще верила в некоторые панибратские отношения и пыталась общаться с ней по-человечески. – Я не верю больше во все это мероприятие. Мне нечего писать, я запуталась. Прошу оставить меня в покое. Хотите имя – берите имя. Хотите – хоть жизнь забирайте, только не наседайте с требованиями, – этот текст я продумала заранее, потому говорила спокойно, глядя Лиличке в глаза и стараясь весомо подать каждое слово. – Давай так. Ребята будут писать, они же – получать гонорар. А меня вы с этим делом оставите…
И вот тут Лиличка – тоже спокойно, тоже отрепетировано и бесконечно насмешливо, выложила мне все свои на эту тему соображения:
– То, что тебя наш разлюбезный Артур сманить попытается, было понятно, еще когда этот аферист на горизонте появился. У него страсть к тем, с кем мы работаем. Поначалу Марину обхаживал, чуть до смерти не довел своими происками. Если б Рина эта не помогла, Бесфамильная все равно б повесилась, только тогда б – из-за Артура. Ему приятно было бы себя таким вот вершителем судеб ощутить, я уверена. Ее не домучил, теперь на тебя переключился. Не знаю уж откуда у него такая ярая нелюбовь к участницам наших проектов… Что делаешь невинное лицо? Скажешь, не он убеждает тебя отказываться от работы?
– Лиличка, ты одержима, – на этот раз я удивлена вполне искренне. Никаких конкретных призывов от Артура не следовало…
– Это он одержим! – кричит она. – Желанием все мне испортить, желанием, разломать все вдребезги… Причем, какая ему от этого выгода?! Не выйдешь ты из проекта, как не крути. Не отпущу! Подписалась пахать – паши! Мы в тебя вкладывали, мы на тебя тратились… Тьфу! А тут подхалим какой-то позвонил, мнение свое об эфире высказал, носом покрутил и ты уже за ним бежишь загипнотизированной сучкою… «Честно говоря, для нормального пиара тебе вообще не нужно светиться в таких дурацких проектах», – передразнивает Лиличка Артура дословно цитируя…