Анатомия текста

– Хочешь сказать, если я останусь, меня они тоже убьют? Ну, виртуально там, или как ты говоришь…– а что делать? Тоже принимаюсь пережевывать все эти темы. Вопрос задаю вовсе не из страха, там, или инстинкта самосохранения.. Просто от нелепости подобного предположения… – Была Сафо, была Сонечка Карпова, а потом, оп-п-п – решение дальновидного сценариста, выверенный подсчет роботообразных менеджеров – и нету ее больше на белом свете. – фраза приносит какое-то странное, извращенное удовлетворение.

– Вряд ли. Быстро умерший автор коммерчески невыгоден. С книгами не будет такого бума, как с музыкой. И потом, ажиотаж обычно вокруг новых книг. Какие ж новые книги с покойника?

– Мало ли, – идея кажется мне весьма забавной, – Лиличкино больное воображение, взрастившее когда-то заброшенные тобой семена сумасшедших идей и не до такого может додуматься. Между прочим, книги скончавшийся автор может диктовать, являясь с того света какому-нибудь местному спириту. Тоже будет сенсация, если преподать должным образом.

– Фигня, – Артур совсем невысокого мнения о моих пиар-способностях, что задевает меня и нервирует. – Во-первых, это уже было. Люди неоднократно писали книги, якобы, записывая за диктующими потусторонними силами. Повторяться не интересно. И потом, коммерчески не выгодно, потому что этот загробный метод применим только для всевозможных эзотерических изысков. Настоящим эгоистом окрестят тебя, если, попав на тот свет, ты станешь писать бывшим соседям по заключению не об устройстве загробной жизни, а о какой-то ерунде, связанной с твоей смертью. Кого волнует чужая смерть, когда есть возможность разведать обстановку в стране будущей неизбежной эмиграции. Настоящим мучителем назовут тебя за укрытие фактов!

Артур вошел в раж и говорит теперь явно не мне, а воображаемой громадной аудитории.

– Мучительницей, – поправляю, не без иронии перехватывая его растерянный взгляд. Он не понимает, к чему поправки, не терпит перебиваний…– Мучительницей и эгоисткой, – поясняю невозмутимо. – Я ведь девочка.

– А написать, среди моря подобных, выдающуюся эзотерическую вещь не так просто! Они все – с претензией на супернеобычность. Читающие их давно привыкли к сенсациям и мало отличают одну от другой. – он меня попросту игнорирует и продолжает с выражением прежней помпезности. Нет, все-таки он немного не в себе. Впрочем, как и все мы. Нормальных людей, вероятно, попросту не существует. Особенно среди взрослых и деятельных. Вероятно, со стороны я тоже кажусь прибабаханной… – Слишком много придиристых исследователей. Для эзотерики изначально нужно было брать не тебя, в какой-нибудь другой объект. Более просвещенный и менее светлый…

– Я не поеду с тобой, – господи, я и предположить не могла, что сказать эти слова будет так тяжело. Будто разом обрубила все нити, удерживающие от катастрофы. Будто шагнула в пропасть и лечу теперь вниз, лечу-лечу, и все внутри как-то сжалось вдруг и опустилось… «Жизнь намеренно по швам разодрав,/ Лоскутками по ветрам распустив,/ Я прощаю вам, прощаясь, сто глав,/ Где писали вы, мол, нам по пути…» – строчки легкой насмешливой песенкой пролетают в голове, и тут же уносятся вдаль, уступая резко включившейся песне Д’ркина: «Ой, йой-йо-ой, безнадега ты безнадега…» – Я не поеду с тобой. Прости меня.

Пауза длится вечность. Артур меняется на глазах. Похоже, все его приглашения были серьезными. Похоже, он действительно наивно думал, что я согласна на отъезд. Принимал мои признания и нежности за серьезность намерений… Как ужасно, что приходится так бесчеловечно обрубать все. Как ужасно, что приходится так жестоко осаживать саму себя и не позволять поддаться на соблазн. Нет, ну надо же, Артур вполне всерьез приглашал меня…

Полустарец-полуюноша, полыхающий красноречием, исчезает. Теперь передо мной изможденный, осунувшийся, бесконечно усталый человек с мертвым лицом и живыми, но полным боли, глазами.

– И ты туда же… Ну не со мной, ну сама… – хрипит он. – Ч-черт, до чего эти сюжеты любят повторяться. Когда-то я так же звал Марину. Не делай глупостей, мы оба знаем, чем это окончилось…