Ни те, ни другие советы мне не подходили. Я хотела работать «в системе» – то есть в отлаженной, солидной компании, – и при этом не считала детством свои взгляды на необходимость полной открытости внутри коллектива. Потому всегда пыталась расшевелить, сплотить, а в результате – лезла в душу и наживала мнение, мол «Карпова, по меньшей мере, слегка не в себе». Зная за собой такую особенность, в этом новом коллективе я старалась быть как можно сдержаннее. В общем, это получалось, но лишало меня, по крайней мере, половины возможного удовольствия от работы. Ведь люди-то все были яркие и интересные…
– А это наш коллектив. – принимая на работу, Александра Григорьевна завела меня в просторную, приятно обставленную светлую комнату. – Шесть мальчиков и пять девочек. Будешь сидеть с ними в комнате. Прошу любить и жаловать.
Все здесь были молоды – самому старшему 37 лет, – ухожены и приветливы. Все разговаривали по телефонам и не выпускали из рук мыши компьютеров. Иногда, выходя покурить, я боролась с искушением внезапно вернуться в комнату. Мне так хотелось увидеть коллег настоящими…
– Скажи, у вас всегда так? – теребила я Ромочку.
– Как? – он испугано поправлял очки и настораживался. – Серьезно? Да нет… Иногда так, а иногда как нападет что-то, так сходим с ума потихонечку. Вон к Михаилу как-то подсела клиентка – милая такая девушка, робкая, боязливая… А я смотрю и прозреваю. Знаю я эту клиентку, сестра она мне родная. Дай, думаю, пошучу. Беру, по внутренней связи Михаилу шлю сообщение. Представь, сидит недоверчивая такая барышня – первый раз в жизни самостоятельно куда-то деньги вложить собирается. И боязно, и неловко показаться трусихою. Пришла сама, потому что втайне от меня и родителей собиралась квартиру снять. И деньги-то не ее, а хахаля, который метит в яппи, и потому с работы не отлучается. И квартиру нужно подыскать правильную, недорогую, но хорошую. А она и близко понятия не имеет, где белое, где черное, и знает прекрасно об этой своей бестолковости и боится ее… И вот, смотрит она пристально в экран монитора полчаса назад разговаривавшего с нею агента по недвижимости, слушает его предложения, а сама все в цифры на экране поглядывает – вдруг что-то этот агент не то говорит, вдруг что-то себе выкручивает… И тут, сама по себе, на экране появляется отчетливая надпись: «Лара, не слушайте его, он – терминатор!». Сестра моя бледнеет и чуть не падает в обморок. Михаил бросает взгляд на экран и чувствует, что лопнет сейчас – с одной стороны от смеха, с другой – от негодования: клиентка и так не в себе, а я ее еще и спугнуть пытаюсь. Ну, тут я, ясное дело встал: «Что ж ты, – говорю, – сестричка, за столько лет не удосужилась узнать название агентства, где я работаю?» Долго смеялись все, даже Александра Григорьевна вышла ругаться, но потом узнала, в чем дело, и побежала к себе в директорскую отсмеиваться… Так что, всякое бывает. Не всегда мы такие заработавшиеся…
Ромочка держится со мною открытее других по двум причинам: во-первых, он тоже курящий, а курилка, как известно, донельзя сплачивает. Во-вторых, он дважды подвозил меня после работы, причем рассыпался в комплиментах столь явственно, что я не выдержала: вместо дальнейшего головоморченья, открыто предупредила, чтоб никаких иллюзий не питал. Ромочка горько вздохнул и заявил, что предполагал нечто подобное. Мол, только в сказках появляется вдруг некто, кто и для карьеры полезен, и тебе приятен, и при этом отвечает взаимностью. В целом же Ромочка оценил мою честность и решил держаться так же. С тех пор мы общались довольно открыто.
– Страдаю, что не могу разглядеть вас. – жаловалась я. – Я ведь, знаешь ли, обожаю людей. Я актриса, я их потом переигрываю. А тут такая досадная ситуация. По некоторым признакам вижу, что каждый из вас – Человечище, но при мне вы никак не раскрываетесь. Если разговоры – то о работе, если шутки – то общепринятые. Все вы сидите такие напряженные.