Анатомия зла

- Сожалею, мисс Клара, мне ничего об этом неизвестно. Но в своем заявлении с требованием о разводе Кэтрин Штойбер приводит в качестве основного аргумента неспособность супруга иметь детей. Вот, пожалуйста. Вы можете ознакомиться сами. Правда, все бумаги на немецком языке, но, думаю, это препятствие преодолимо. А в досье Макса Отто записано, что он страдал некой врожденной патологией, проявлявшей себя в бесплодии.

Спорить с агентом было глупо. Он собрал все, что сумел. А принимать или не принимать добытую им информацию, ее личное дело. Но что же тогда получается? Она не только не смогла отыскать следы его матери, но и лишила его отца, память которого он носит в своем сердце всю жизнь.

- И это все? – Клара раздраженно поднялась. – Признаться, не густо.

- Не спешите, любезная мисс Клара, – остановил ее агент. – У меня есть для вас сюрприз. Мне удалось выполнить вашу экстрапросьбу. Вот!

Он протянул ей тонкую пластиковую папку, в которой лежала одна-единственная черно-белая фотография. Клара взглянула на нее, и глаза ее расширились, а брови поползли вверх. С фотографии – остро и мрачно – на нее смотрел Эрих Гроссе, такой, каким он был сейчас. С залысинами и двумя вертикальными складками на нахмуренном лбу. С круглыми ястребиными глазами, тонким, плотно сжатым ртом. Характерная гроссовская ассиметрия лица – будто правая и левая стороны были сдвинуты относительно друг друга по вертикали, не оставляла сомнений, что это был именно он.

- Откуда она у вас, Брайан? – строго спросила Клара.

- Это очень старая фотография и, к сожалению, единственная. По-моей просьбе мне пересняли ее из досье Макса Отто. Она была сделана незадолго до его казни.

Ничего не понимая, Клара смотрела на портрет, и сердце ее бешено колотилось.

- Благодарю вас, Брайан, – рассеянно проговорила она. – Вы честно заработали двойной гонорар.

Клара вернулась к себе домой, заперла дверь на оба замка, будто у кого-то могло возникнуть желание вломиться к ней в квартиру, села на диван, положив перед собой привезенное из Германии фото и, обхватив голову руками, застыла в такой позе на долгие минуты... а может и часы.

Одно лицо, один недуг, размышляла она. Недуг, благодаря которому ни тот, ни другой не могли иметь потомство. И тем неменее они не просто похожи, как могут быть похожи отец и сын. Они идентичны! Даже больше, чем Гроссе с Гроэром, поскольку Гроссе достиг возраста человека, запечатленного на фотографии. Вывод напрашивался сам собой, но Клара отказывалась в это верить.

Она знала, что в институтах Аненербе предпринимались первые попытки клонирования, причем не мышей или овец, а сразу человека. Она помнила признание Гроссе, что, создавая Гроэра, он руководствовался записями отца. Считалось, что наука в те военные годы не доросла еще до таких высот генной инженерии, как клонирование живого организма. Тем более человека. Впрчем многие тайны нацизма остаются неразгаданными по сей день. Гроссе говорил ей, что отец не успел завершить свои опыты. Выходит, он ошибался. Выходит, успел. Выходит, он пользовался опытами по созданию себя самого! Опытами, которые Макс Отто, опередив свое время как минимум на полсотни лет, успел-таки довести до конца. Выходит, что этот самый Отто был гением. И Эрих Гроссе – абсолютное его повторение.

Теперь Кларе стало наконец ясно, почему он по сей день помешан на нацизме, почему исповедует его идеи. Гроссе не знал и никогда не видел своего отца, но признавался ей, что постоянно ощущает в себе его присутствие. Тогда как о матери, которой, как выясняется, у него никогда и не было, он даже не думал.

Интересно, была ли в курсе его бабка, задумалась Клара. Ведь она не могла не знать о бесплодии сына, если это послужило причиной двух его разводов.Поделился ли Отто с матерью своей невероятной удачей, передавая ей на воспитание суррогатного внука? Судя по тому, что она прятала его ото всех и не разрешала жить дома, что дала ему другую фамилию – знала.

Упершись острыми локтями в колени и зажав зубами большие пальцы рук, Клара тупо смотрела на фотографию, раскачиваясь, как маятник, вперед – назад, вперед – назад. Она силилась осмыслить полученную информацию, но только глубже и безнадежнее увязала в ней, как в зыбучих песках или трясине.

Ведь ей нужно было не только понять, но и попытаться свыкнуться с мыслью, что всю свою жизнь она любила не самого человека, а чью-то искусственно созданную копию. Что этот кто-то – гений и преступник в одном лице, давным-давно умерший – продолжает жить в теле ее возлюбленного, а теперь и мужа, мыслит его мозгами, говорит его словами... целует ее, обладает ею. И более того – распоряжается ее судьбой.