…and action!

— На сегодня собрание окончено. Саша, с тебя завтра статья по виниловым проигрывателям. Марина, ты готовишь колонку новостей в следующий номер вместо Лены. Остальные — по плану. Всё!

Молодежь медленно потянулась к своим делам.

Не знаю, радовался ли я или огорчался в те минуты. Не могу сказать, что не достиг цели, но ожидаемого удовольствия я почему-то не ощущал. Весь пар ушел в свисток — свисток вылетел из носика и попал в лоб.

Я покинул офис сразу же после собрания. Закинул сумку на плечо, ни с кем не попрощался и вышел в коридор. У проклятого кулера снова встретился с Кузьминых. Очевидно, Иваныча мучил непреодолимый сушняк, потому что он как начал пить воду пятнадцать минут назад, так и пил ее по сию минуту. Впрочем, увидев меня, он прервал свое занятие.

— Вить, погоди!

Я задержался.

— Что?

— Я слышал твою арию.

— Хочешь поговорить об этом?

— Не юродствуй. — Он бросил пустой стакан в мусорную корзину. — Не было никаких объективных причин так зверствовать. Ты хоть знаешь, как она живет?

— А ты знаешь, как она пишет?

— Знаю, читал.

— Неужели? — Это известие меня удивило. Мне всегда казалось, что Иваныч не способен отличить колонку новостей от рубрики «Анекдоты», а профессиональный уровень авторов мог оценивать лишь с помощью моей гонорарной ведомости. — И что скажешь?

— То, что наш журнал читают в лучшем случае в машине, на парковке перед магазином, в худшем — дома в туалете. Вить, ты уволил девчонку за то, на что нашим читателям почти в буквальном смысле насрать.

— Это святое право читателей. Наше дело — съедобный продукт, а уж как они его перерабатывают после съедения, меня не касается. Еще есть вопросы?

Иваныч промолчал, наградив меня финальным взглядом Понтия Пилата. Я не сомневался, что он умоет руки.

— Вопросов нет, Вить, есть пожелание.

— Ну?

— Будь скромнее. Ты, конечно, опытный борзописец, но, извини, тоже не Толстой, и твои читатели по большей части точно так же сидят в сортире.

Я покраснел — от злости и от четкого понимания, что он прав, этот лысеющий и бородатый сукин сын, страдающий сушняком.

— Учту

7

Я ехал в никуда. Точнее, я не знал, куда бы мне поехать. Пожалуй, давненько я не был настолько свободен, чтобы мучиться подобным вопросом. Ехать домой? Нет. К друзьям? К каким? К сходящему с ума в одиночестве Сергею Косилову? А куда еще?!

Я застрял в пробке на проспекте Ленина. К реву клаксонов соседних машин и вонючей городской духоте добавлялась горечь от сказанного Иванычем. Конечно, я не Толстой. Я — Вавилов! Я пишу так, как этим салагам вовек не научиться, даже если они будут читать сотни разных книг и упражняться по десять часов в сутки. И я делаю этим чертям из супермаркета сногсшибательную репутацию!

Что ж такое-то, черт возьми?!

Мой автомобиль уперся в задницу грязного желтого «Икаруса», и я лишился возможности увидеть, насколько далеко тянется пробка. Метрах в десяти впереди был перекресток. Слева от меня стоял такой же нетерпеливый двести пятый «пежо», владелец которого даже пытался высунуть голову из окна, потому что ему обзор закрывал мусоровоз. Правая полоса неожиданно оказалась свободна.

Я взглянул в боковое зеркало, вывернул руль вправо и воткнул первую передачу. Широкий и покрытый пылью зад «Икаруса» медленно поплыл передо мной, как скала перед парусником. Я выехал на крайнюю правую полосу и, увидев впереди мигающий зеленый сигнал светофора, рванул вперед. Я был уверен, что успею проскочить перекресток!

«Знаешь, у каждого человека на пути стоит забор, — сказал добряк и чудик Сережка Косилов, — такая, знаешь, конкретная бетонная баррикада».

Я уже почти пролетел перекресток — оставалось всего каких-нибудь три метра, — как в меня справа на полном ходу врезалось нечто большое и черное с оскаленной сверкающей пастью. Я выпустил руль из рук, закрываясь от осколков стекла, мою машину развернуло на девяносто градусов, зад занесло влево, и я смог увидеть, что же такое на меня наехало. Каким-то свободным кусочком сознания я успел отметить, что это был огромный черный «Лэнд Крузер». Затем последовал второй удар, менее сильный — это меня бросило на проезжавший мимо «Жигуль». Затем еще удар, совсем слабый — это моего железного коня царапнули по заднему бамперу.

Вскоре все замерло. Причем не только снаружи, но и у меня внутри…

Миша, ты попадал в аварию?.. Прости, конечно, я не хочу ничего такого тебе накликать. Тьфу, не дай бог… А, машины нет? Ну, будет когда-нибудь… Только когда пойдешь выбирать тачку, внимательно отнесись к такому моменту как результаты краш-теста. Конечно, вероятность твоего попадания в серьезную аварию невелика — можно всю жизнь ездить без единой царапины, такое бывает, — но, блин, если уж попадать, то лучше на такой тачке, которая не сложится в гармошку вместе с тобой, как консервная банка с сардинкой внутри. Ну, это я к слову…