Эшара потеряла много крови, и следующие дни теряла сознание и приходила в себя снова. Барра большую часть этого времени отгоняла Эртура Дейна от сестры и племянника, несмотря на все его мольбы позволить ему увидеть мальчика. Конечно, он легко мог войти, применив силу, но было очевидно, что его прежняя гордыня померкла перед лицом горя и стыда. Мужчина был столь красив, и столь печален, что было трудно не дрогнуть перед ним, но все уважение, что питала к нему Барра, исчезло из-за его трусости перед Рейгаром.
Потом пришли новости о резне. Часть города придется перестраивать. Это было очевидно. Рейгар погиб от своей руки, случайно или намеренно. Что-то было там об огне, о пробуждении драконов. Говорили, что тронный был весь опален. Станнис занимал теперь трон.
Самой удивительной новостью, подумала Барра, была смерть Тайвина Ланнистера. Как же тяжко пал лев. Но может оно и к лучшему. Их дом теперь был ранен, со смертью великого лидера. Она сомневалась, что иначе Ланнистеры смирились бы с возвращением всего лишь роли десницы короля.
Пока она надевала старую корону Эйриса на кудри Эйгона, разделенные серебряной прядью, Эртур Дейн в своих белых доспеха, прыгнул в море.
Две недели спустя, когда Эшара достаточно оправилась, чтобы путешествовать, они отплыли к Черноводной, к столице. Сам воздух пропах пеплом, но Робарра оставалась на носу корабля, держа на руках короля-ребенка, пока Висения бегала вокруг «братика Джона» в каюте. К облегчению Барры, мальчик был больше Дейн, чем Таргариен, с темными волосами его матери, и глазами такими темно-фиолетовыми, что они казались черными. Но у него было мрачное лицо Рейгара.
Матушка рыдала, когда они воссоединились, а у брата как обычно было каменное лицо, но все же он медленно обнял ее. Коронации для Эйгона не ожидалось, только объявление о регентах – она и Станнис. Джейме и Эшара тихо поженились. Барра не представляла, что они собирались делать с мальчиком. Она была удивлена, что сын Тайвина Ланнистера все еще был согласен жениться на своей «опозоренной» невесте, но опять же,она никогда не замечала особого сходства между отцом и сыном. Возможно, Элия Ланнистер повлияла на детей Тайвина больше, чем можно было представить. Она знала, что Серсея Ланнистер выйдет замуж за кого-то из Редвинов или Хайтауэров, для замирения с Простором. Она не думала, что девчонка была этому рада, но было ясно, что Визерису Таргариену нельзя позволить жениться на Ланнистер, на любой дочери великого дома. Он отправится в Штормовой Предел вместе со своей матерью, а оттуда, возможно, в Старомест.
Последним человеком, которого Робарра ожидала увидеть, в недели по официальному окончанию восстания, был Нед Старк. Он выглядел старше своих двадцати или около того лет, но опять же, то же было и с ней. Война разрушила их обоих, как и их семьи. У нее был мертвый муж и мертвый отец, а у него мертвый отец и мертвый бра, и титул Хранителя ждал его. И женщина Талли, на которой он должен был жениться, жена его брата, которая только недавно родила дочь.
– Ты был прав, – сказала она ему, когда он неловко стоял рядом с ней на балконе, выходящем на разрушенный город. – Мне не надо было этого делать.
– Поцелуй? – Он казался усталым. Она тоже была усталой. Словно она могла прилечь, уснуть, и никогда не просыпаться. Но она должна была. Эйгон нуждался в ней. Висения в ней нуждалась. Она была Баратеон из Штормового Предела, и она не сдастся так просто.
– Но я никогда об этом не жалела, – с печальной улыбкой сказала Барра. – И все же, ты был прав, что смеялся надо мной. Это были месты ребенка, а я уже давно не ребенок.
Он подошел на шаг ближе.
– Я тоже, ваша милость.
Его поцелуй застал ее врасплох. Он был болезненно сладок, словно воспоминание о летнем вине. А потом он отстранился, и она нехотя опустила руки из его волос. Они отросли за время войны, но он был чисто выбрит.
– Я буду верен моей леди-жене, – сказал он.
– А я была верна своему лорду-мужу, – горько сказала она, но как бы она это не ненавидела, она понимала. Она остановилась. – Я бы хотела однажды увидеть Винтерфелл.
– Что ж, королевский двор всегда с радостью встретят там, ваша милость, – он немного улыбнулся, но его серые глаза оставались печальными.
– Я любила тебя, – сказала она его спине, когда он повернулся, чтобы уйти. Он стоял так болезненно долго. – Всегда любила.
Его ответ читался по его длинному старковскому лицу, когда он посмотрел на нее.