Слово царапает. В груди возникает боль, нарастает, накатывает. В визокартинах героини часто восклицают: «Мне словно кол вонзили в сердце!» Я честно пыталась представить, как это – засадить в тело здоровенную палку. Не получалось, не хватало фантазии. А сейчас понимаю – вот оно как! Больно, больно, очень больно… Кажется, в мою грудь на самом деле воткнули что-то острое. Расстёгиваю блузку, рассматриваю кожу – нет, чисто. Хочу подойти к зеркалу, встаю с кровати, но боль усиливается, становится невыносимой. Это последствия перестройки? Нет, Дэйн предупредил бы меня. Дэйн! Он должен помочь!
Откинуть запор на двери – дело нескольких секунд. Над кроватью Дэйна неяркий свет, и я сразу понимаю: что-то не так. Одеяло сброшено на пол, подушки неизвестно где, простыня сбита в узел. Дэйн корчится, словно раздавленная гусеница. Глаза закрыты, из-под ресниц текут слёзы, нижняя губа закушена до кровавых капель. Пальцы яростно рвут кожу, будто он старается выдрать из груди тот самый кол.
– Дэйн!
Не слышит. Страх за него приглушает собственную боль. Залезаю на кровать, перехватываю и пытаюсь удержать его руки. Разодранная кожа свисает лоскутами, всё вокруг вымазано в крови. Я никогда не видела кровь в таких количествах, одна-две капли для анализов не в счёт. Страшнее вида только запах – железистый, тошнотворный. Сейчас как грохнусь в обморок, то-то весело будет.
– Дэйн, очнись, пожалуйста!
Нет, так мне с ним не справиться, он сильнее и сопротивляется. Крепко обнимаю и прижимаю к себе. Удивительно, но это помогает. Дэйн затихает, расслабляется, затем дёргается и открывает глаза, отчего я чуть не ору. Нет ни белков, ни зрачков, ни радужек – всё затопило ровное алое сияние. Дикое зрелище. Окровавленные губы шевелятся, голос чужой, лишённый интонации.
– Помоги, дитя… Освободи меня…
Веки опускаются, тело в моих руках обмякает. Одновременно пропадает боль. Только что выкручивала внутренности – и прошла. Вытираю кровь с его губ рукавом блузки – всё равно выбрасывать, пятна ни за что не отстираются. Ранки от зубов моментально затягиваются. Перевожу взгляд на грудь Дэйна – гладкая кожа. Если бы не кровища везде, я бы решила, что мне всё почудилось. Как же он теперь будет спать? Простыня пропиталась кровью, к утру присохнет к телу. Осторожно трясу за плечо.
– Дэйн, проснись.
– Лика?..
Теперь его глаза обычные, золотые. Взгляд измученный, пустой.
– Я почувствовала боль, пришла к тебе, а тут… ты… и кровь.
Он садится на кровати. Что за отвратительная привычка – спать в тонких штанах, через которые можно с лёгкостью изучить мужскую анатомию!
– Очередное откровение Анды, – он трёт грудь и морщится. – Океан огня, горящие города… Все черти бы его взяли!
Дэйн сплёвывает кровью. В эту минуту я испытываю странное чувство. Сострадание? К человеку, который испортил мне жизнь, ага.
– У тебя были полностью алые глаза. Потом ты заговорил.
– Не я. Анда говорил за меня. Лика, прости.
– За что?
– Я забыл о том, что ты станешь испытывать мою боль.
– Твою боль?..
Растерянно смотрю на испачканную простыню, пятна крови на моей блузке, потёки на его груди.
– На тумбочке стакан с водой, дай мне попить, пожалуйста.
Выполняю его просьбу, но сначала сама отпиваю глоток. Такое ощущение, что во рту солёный привкус.
– И часто у тебя подобные приступы?
– С каждым откровением.
Час от часу не легче.
– Дэйн, нужно поменять постельное бельё. Это всё в крови.
– Что?.. А, да… хорошо. Иди спать, Лика.
– Но…
– Иди спать. Спасибо, что разбудила.
Поворачиваюсь и ухожу в свою комнату. Вынимаю из комода простыню и возвращаюсь. Дэйн так и сидит на краю постели, безвольно опустив руки.
– Встань.
Обречённый взгляд из-под всклокоченной чёлки.
– Не надо, я сам…
– Встань!
Сердитый окрик заставляет его слушаться. Поднимается он с трудом, двумя руками опирается о спинку кровати. Я осторожно сворачиваю кровавую простыню и стелю чистую. Поднимаю с пола одеяло, нахожу подушку, отлетевшую к стене.
– Ложись на спину.
Он не спорит со мной – не сомневаюсь, просто потому, что у него нет сил. Остатками воды из стакана я смачиваю угол испачканной простыни и обтираю ему грудь. Начисто не получается, но по крайней мере к утру не стянет коркой. Едва я оставляю его в покое, Дэйн подтягивает колени к груди, сворачивается в комочек и затихает. Одеялом я накрываю его уже спящего. К себе захожу лишь затем, чтобы взять книгу о проводниках Анды. Устраиваюсь в кресле рядом с кроватью Дэйна, как раз под светильником. Уснуть я всё равно не усну, а так, рядом, мне спокойнее. Мелькает мысль о приличиях и тут же исчезает, стоит перевести взгляд на съёжившийся комок под одеялом.
Однако весёлая жизнь у адэна Деона!
***