Андэ. Огонь, свет, жизнь

– Правильно, «анирэн» – помоги. «Анирэн, дэ́нне. Турэ́сар ми́а». Анда говорит на высоком диалекте. Ты забыл свой язык, адэн Деона?

Пауза и осторожное:

– Лика, а как ты переведёшь: «Тáрэ инэрэ орэ́нар дэй»?

– Далёкая суженая изменит мир.

– Это тоже на высоком языке?

– Ты издеваешься?! – вспыхиваю я. – Кто из нас коренной деонец?!

– Мне не приходило в голову, что это диалект. И сегодняшнее откровение Анды я слышал как «поддержи, выбери меня». Турэс – это выбор, а дэнне – малыш.

– Не малыш, а дитя.

Дэйн глубоко задумывается.

– Вот уже два века все откровения Анды начинаются с анирэн. Вторая фраза меняется. Чаще всего повторяются «разрушь» и «уничтожь».

– «Выпусти» и «устрани», – перевожу с высокого диалекта. – Дэйн, неужели в Деоне так мало людей удостаиваются аудиенции у адэна?

Искреннее недоумение в золотых глазах вынуждает меня пояснить:

– Высокий язык же создан исключительно для того, чтобы общаться с тобой!

– Не со мной, – краешек губ изгибается с досады. – Диалект – это язык жрецов, на нём они говорили с Андой. Кроме них язык знал лишь адэн Деона. Все жрецы погибли в день Перелома.

– А ты плохо его учил?

– Да, – легко соглашается он.

– Получается, вы неправильно понимали Анду. Неужели никому не показалось странным, что в откровениях бога нет смысла?

– Совет Домов придерживается теории, что Анда говорит об источниках силы. Как-то пробовали их уничтожить. Засы́пать землёй, завалить камнями, выкопать яму и залить бетоном. Но это невозможно, сила всё равно вырывается наружу. По-твоему, в «освободи», «выпусти» и «устрани» смысла больше?

– Допустим, это иносказание. Нужно высвободить дух, освободиться от низменных страстей или устранить причину, которая привела к Перелому. А это может быть что угодно, даже конкретный человек. Например, ты.

– Давай меня придушим и посмотрим – вдруг сработает, – иронизирует он с совершенно серьёзным лицом.

– Не искушай. Твоя тощая шея и так на это напрашивается.

– Поможешь Деону – души, обещаю не сопротивляться.

– Отличный стимул, – хмыкаю я. – Но кроме шуток: нужно же что-то делать, Дэйн. Я не спасу мир, сидя в твоём замке и читая книжки.

– Вдруг на тебя снизойдёт озарение и в них ты отыщешь причину наших бед, – издевательски произносит он.

– Сильно сомневаюсь. А совсем честно, теперь я вообще не уверена, что в пророчестве идёт речь обо мне. Потому что если на чужую новобрачную я ещё как-то тяну, то далёкой суженой может быть любая девушка из Ариза. И вообще… Что может сделать одна чужачка? Перевернуть мир, изменить мир – одинаково нереально для одного человека!

– Если я ошибся, это будет… – Дэйн пытается подобрать слово, так и не находит подходящего и отворачивается к окну.

«Изменения необратимы», – словно наяву слышу я. Каково это – осознать, что из-за неточного перевода ты напрасно разрушил чужую жизнь? И невозможно что-либо исправить? Вчера я бы не преминула позлорадствовать. Вчера. До приступа чужой боли, до откровения Анды и просьбы о помощи. Новобрачная, суженая… Вдруг я действительно та самая?

– Дэйн, раз я уже Лика Райн, давай вместе подумаем – каким образом извлечь из меня наибольшую пользу? С чего начать?

– Могу показать тебе Деон, – предлагает он после долгого молчания. – То, что от него осталось.

– Начни с Грода. Из-за тебя я пропустила экскурсию.

– Не пропустила. Экскурсия у вашей группы ровно в девять, сейчас восемь тридцать пять. Хочешь присоединиться к своим?

– Это ты так глумишься? – хмурюсь я.

– Никоим образом. Ты ничем не напоминаешь себя прежнюю, я… Мало кто видел меня в неофициальной обстановке. Подойдём, словно мы наблюдатели от Совета, это никого не удивит. За туристами из Ариза постоянно присматривают, каждый день разные люди, чтобы не было вопросов. Даже имена называть не обязательно.

– А моя одежда? – спохватываюсь я. – По ней меня не узнают?

В ответ Дэйн поднимается, подходит ко мне и проводит руками вдоль моих брюк и блузки. От ладоней отделяются слабые светлые нити – я начинаю различать силовые потоки. Теперь на мне изысканный костюм из мягкого льна, как раз для тёплого летнего дня. Цвет незабудок оттеняет бронзовую кожу. С собой Дэйн не церемонится – простые чёрные рубашка, брюки и ботинки. Он быстро относит поднос с грязной посудой, возвращается и протягивает мне руку.

– Готова?

Думаю о том, что скоро увижу Вирта, и от волнения коротко киваю. Тут же мы переносимся к гостинице. Здание окружает бледный светящийся купол, которого я раньше не замечала.

– Дэйн, что за контур вокруг гостиницы?

– Силовой охранный барьер. Поставлен специально, чтобы любопытные аризцы не сбегали в город без сопровождающих.

– Вчера ты каким-то образом подстроил так, чтобы мы с Виртом смогли выйти на улицу?

– Ты преувеличиваешь мои скромные возможности, – ухмыляется он. – Нет, я по-простому собирался забрать тебя из номера. То, что ты вышла сама, к тому же со стороны сада, который вне защитного барьера, – редкое везение или влияние Анды. Как правило, туристы менее активно исследуют служебные выходы.