Андерсен

Тонкая, на мой вкус слишком тонкая, фигура. Только задница широкая. Носит в основном брюки, сейчас это, видимо, обычно для женщин. Я не считаю это прогрессом. Юбка даёт фантазии больше простора. Хелене бы тоже только выиграла от этого. Правда, грудь – после того, как она перестала меня кормить – стала лучше подходить к её пропорциям.

Каждый вечер – а при мне она не церемонится – она втирает себе в живот какую-то мазь со сладковатым запахом. От беременности на нём остались белые полоски, и она силится избавиться от них.

Женщин, которые определяют себя через внешность, часто достаточно было припугнуть шрамом на лице.

Хелене старается быть хорошей матерью, но за тем усердием, с каким она за мной ухаживает, всегда чувствуется страх сделать что-нибудь не так. Она не чувствует себя действительно доросшей до роли матери, но ей хотелось бы играть эту роль правильно. Из-за этого у неё всегда муки совести. Хотя никто её ни в чём не упрекает. На допросе она продержалась бы недолго.

У неё более ловкие руки, чем у Арно, но я всё равно не люблю, когда она меня обихаживает. Для меня достаточно мучительно уже одно то, что я не контролирую свой сфинктер и мочевой пузырь, а тут ещё и женщина, которая меня после этого подмывает и подтирает. Когда поблизости нет Арно, мне этого не избежать, но когда он дома, то оба уже знают, кого я предпочитаю в этом отношении.

Любой человек поддаётся дрессировке.

Их потребность тискать меня, к счастью, поуменыпилась. А то эти односторонние проявления любви были для меня поистине мучительны. Теперь, когда я уже лучше контролирую своё тело, мне в основном удаётся в такие моменты увернуться так, чтобы они не заметили моего отторжения. Не хочу их обижать. Ведь они не со зла.

Если определить Хелене одним словом, то я бы сказал: славная. Она очень славная.

137

А Арно? Ну, так.

Может, в своей профессии он и дельный. Не мне судить. Я могу лишь наблюдать, как он управляется с компьютером, но у меня ещё не было случая проверить на практике мои догадки о способе действия этого прибора. Ведь они никогда не оставляют меня одного.

У него природа ведомого человека. Второй номер. Может, он и очень хороший второй номер – до тех пор, пока у него есть сильный ведущий. Он не ставит себе цели сам, но исправно функционирует, когда перед ним поставят задачу. Унтерофицерский материал. Коллегам симпатичен, потому что вместе с ними ругает начальство.

Внешне вполне годный. Если моё тело будет развиваться в этом направлении, меня это устроит. Арно мог бы выглядеть и лучше, если бы следил за собой. У него уже присутствует то, что моя мать называла начальственным брюшком. Она произносила это с почтением. Кто мог нагулять себе такое брюшко, тот, по её мнению, уже кое-чего достиг в этой жизни.

Вообще все люди, которых я вижу вокруг, заметно упитаннее, чем в моё время. Кажется, никто не страдает от недоедания. Но именно поэтому нельзя давать себе спуску. Тем более при сидячей работе. Я каждое утро бегал несколько километров – в любую погоду. И опять буду это делать.

Тёмные волосы. Надо лбом уже редеют. Посмотрим, унаследовал ли это мой организм.

Грудь сильно волосатая. Кажется, он этим горд, хотя по моему опыту это не является признаком особой мужественности.

На мой вкус одевается он слишком неряшливо. Судя по всему сейчас вообще не придают корректной одежде того значения, как тогда, но я думаю, что карьерное правило всё ещё имеет силу: определённого положения можешь добиться лишь в том случае, если выглядишь так, будто уже достиг этого положения.

У Арно есть два разных вида речи. Со своим другом Федерико он говорит громко и по-приятельски, они грубо перешучиваются и хохочут над этим. А в разговорах с Хелене я замечаю в его голосе некоторую осторожность. Думаю, он немного её боится. Когда они ссорятся, а это бывает не часто, он быстро уступает. Человек из второго ряда в строю, однозначно.

В обращении со мной вполне сносен. Никаких навязчивых ласк. Когда он меня одевает или подтирает, он делает это не очень ловко, но деловито, без лишних движений.

В целом же: по части родителей у меня могло бы обстоять и гораздо хуже.

138

И всё же. Тотальная зависимость от людей, которых ты не ценишь, трудно переносима.

Иногда я расписываю себе, как бы устроить так, чтобы покончить с этой жизнью. Очень утешительно знать, что такая возможность всегда есть.

Также, как и соображение, что всё у меня могло сложиться и гораздо хуже. Я в подробностях представляю себе, каково бы мне было оказаться не младенцем, а стариком. Сравнение напрашивается; у обоих одинаковые слабости. У обоих нет зубов, оба с трудом удерживают равновесие, находятся во власти своих выделений. Когда мой отец постарел и стал всё больше выпивать, от него постоянно воняло как от человека, пописывающего в штаны.

Решительная разница – и только она даёт мне силы всё это выдержать – состоит в том, что у младенца есть уверенность в улучшении положения. А у старика всё становится только хуже. Должно быть, ужасно понимать это. Если ещё способен понимать.