Ночью в особняке и Бруно, и Гельмут, придя в сентиментальное настроение, стали называть его отцом. Карнакову было приятно, однако его собственные отцовские чувства дремали. Он по старинке величал их Борисом и Гришей. Они смеялись и с немецким акцентом нараспев повторяли свои русские имена. За год до начала войны Ростислав Евгеньевич всерьез занялся изучением немецкого языка – в этом ему оказал неоценимую помощь Чибисов, точнее, Николай Никандрович Бешмелев, его радист. Уж такой осторожный был и так опростоволосился в Андреевке! И ведь буквально за несколько часов до прихода немцев схватили его отступающие красноармейцы. Нервы не выдержали?
– Было бы дико, отец, если бы ты погиб от моей бомбы, – говорил Гельмут, держа в одной руке бутылку, а в другой бутерброд с колбасой. – Но, как видишь, бог не допустил такой несправедливости.
– Ты становишься нудным, Гельмут, – с неудовольствием посмотрел на брата Бруно. – Я позаботился о том, чтобы отца не было на станции, когда ты со своими асами кидал бомбы на лес. Базу то вы так и не разбомбили.
Карнаков не стал говорить, что Кузьма Маслов в самый последний момент испугался и послал ракету в сторону полигона.
– Базу ухитрились эвакуировать за несколько дней, – примирительно заметил он.
Гельмут приложился к бутылке, выпил остатки и, размахнувшись, швырнул ее в снег.
– У меня есть одно давнишнее желание, – улыбаясь, доверительно заговорил он. – Хочу сделать «мертвую петлю» на «юнкерсе».
– С бомбами? – посмотрел на него Бруно.
– Я поспорил на «американку» с командиром третьей эскадрильи Вильгельмом Нейгаузеном…
– Разве на тяжелом бомбардировщике это возможно? – поинтересовался Карнаков.
– Я хочу утереть нос Вильгельму – он на такое не способен, – засмеялся Гельмут. – И выиграть пари.
– А кто выигрыш получит? – усмехнулся брат. – Это будет «мертвая петля» и для тебя самого.
– Я сделаю «мертвую петлю», – бахвалился Гельмут. – Конечно, отбомбившись…
– Выбрось ты эту дурь из головы, – посоветовал Бруно. – Пойди лучше прогуляйся вокруг озера.
– У вас и от меня секреты? – кисло улыбнулся Гельмут и, жуя бутерброд, вразвалку зашагал к машине.
– Как надерется, так болтает про эту дурацкую «мертвую петлю»…
– Он сделает ее, вот увидишь, – сказал Карнаков. – И спаси его бог.
– Тебе не хочется побывать в столице третьего рейха? – помолчав, спросил Бруно.
Кожаное пальто было распахнуто, виднелся рыжеватый мех подстежки. Взгляд светлых глаз умный, цепкий. Неужели по наследству передается даже профессия? Думал ли он когда-нибудь, что первенец станет военным? И не просто военным, а разведчиком. И он, и Эльза хотели, чтобы их сыновья были адвокатами или промышленниками, как их родичи по немецкой линии. Отец Эльзы, барон Бохов, владел двумя заводами, было у него большое имение в провинции.
– Ты меня приглашаешь? – с усмешкой посмотрел на сына Карнаков.
– Не совсем… Я говорю с тобой от имени руководства абвера. – Худощавое, узкое лицо Бруно стало серьезным, глаза совершенно трезвые, будто он и не пил. – Мне поручили сообщить тебе, что ты направляешься в разведшколу…
– Не староват ли я, Боря, ходить в школу? – усмехнулся Ростислав Евгеньевич.
– Ты пройдешь индивидуальное обучение у лучших асов разведки, – продолжал Бруно. – Не мне тебе говорить, что разведка далеко ушла вперед по сравнению о тем временем, когда ты работал в полицейском управлении… Конечно, отец, знание России, местной обстановки, людей не заменит никакая школа. И рано тебе думать об отставке. Тебя ждет интересная работа. Надеюсь, ты понимаешь, что будешь не простым разведчиком?
– Я все понимаю, – устало вздохнул Карнаков. В его возрасте вчерашнее давало о себе знать, ломило в затылке, противно подсасывало в правом боку. – Но как бы то ни было, меня снова забросят в тыл к большевикам. Я не говорю об опасности… Но жить-то когда-нибудь надо! Сколько лет я просуществовал тише воды. А много ли мне осталось-то? Годы идут…
– У тебя молодая жена, – улыбнулся Бруно. – Не стоит, отец, прибедняться.
– А если я откажусь?
– Ты не откажешься. Это невозможно.
– Как ты думаешь, – помолчав, спросил Карнаков, – когда война закончится? Что-то о параде в Москве ваше радио больше не заикается.
– Наше радио, наше… – мягко поправил Бруно. – Теперь у нас все общее – и победы, и поражения.
– Поражения? – внимательно посмотрел на него Карнаков.
– Мы с тобой разведчики и должны все предвидеть, – твердо выдержал его взгляд Бруно. – Разведчик находится как бы вне времени и пространства. Политические катаклизмы мало отражаются на жизни разведчика, заброшенного на чужую территорию. Он делает свое большое дело, даже когда совсем ничего не делает и год, и два, и десять…
– Можно подумать, что разведчику господь бог отвел две жизни, – усмехнулся Ростислав Евгеньевич.
– Не две, а несколько, иногда разведчики проживают несколько жизней, отец. – Последнее слово Бруно как-то значительно выделил. – И придется признаться, что идея послать тебя в нашу разведшколу принадлежит мне.
Карнаков вскинул глаза на сына.