Андреевское братство

Мы сидели в креслах в холле третьего этажа под густыми филодендронами. Вдали по коридору бой катил столик с напитками, в дверях номеров появлялись и исчезали постояльцы. На втором этаже у дверей конференц-зала толпились участники съезда офтальмологов, еще ниже, в главном вестибюле, тоже было многолюдно. Часто проезжали по стеклянным трубам светящиеся изнутри фиолетовые кабинки лифтов. Нормальная, деловая обстановка.

– Одним словом – все в порядке, господа. Ведите мою даму, готовьте чек, и расстанемся к взаимному удовольствию…

– Разумеется, сэр…

Я полностью расслабился, уверенный, что выиграл. И как-то не заметил, что в перспективе сходящихся к холлу коридоров вдруг стало пусто. И лифты отчего-то прекратили свое бесконечное скольжение вверх и вниз.

Один из парламентеров поднес к губам микрофон, будто собираясь доложить своим о завершении переговоров, а второй так же спокойно выстрелил мне в бок из искровика.

Прожег грудь насквозь, слева-вверх-направо. Сознание я потерял сразу. Но минуты через две-три очнулся.

Они споро отволокли меня в эркер, за огромную фарфоровую бочку с тропическим растением. Гибкие мохнатые ветви до самого пола.

Обшарили карманы, выхватили кристалл, ничем больше не заинтересовавшись, а «штейер» просто не заметили сзади под ремнем.

Все это я видел и осознавал, как сквозь липкий туман. Мой труп пристроили так, что найти его можно было только случайно или не раньше большой утренней уборки.

Не помню, сколько я там пролежал. Наверное, около часа. Когда немного полегчало и появилась способность двигаться, кое-как добрался до лифта. Со стороны, если кто видел, я производил впечатление мертвецки (прошу прощения за каламбур) пьяного.

С трудом вспомнил код, открывающий выход на крышу, выпал из кабинки и вновь отключился.

При следующем просветлении осознал себя на диване. Волнами накатывалась тошнота, нестерпимо пекло в легких, каждый вдох приходилось делать в несколько приемов. Но голова была ясная. Достаточно ясная для того, чтобы понять: спас меня только браслет. Припомнив анатомию, я определил, что разряд прошел через оба легких и сердце. Рана как у Лермонтова. С той только разницей, что я все-таки остался жив.

Поднес к глазам браслет. Экран желтый больше чем на две трети. За окнами смеркалось. Или в глазах все еще темно? Но, судя по тому, что гласит инструкция, к полуночи буду как новый. Еще полежу часик и попробую связаться с Новиковым.

А как же теперь Алла? Стало страшно и обидно за нее до слез. В буквальном смысле…

Дверь скрипнула, и в комнате появился Артур!

Прибыл по мою душу, будто ангел смерти?

…Он сильно изменился с момента нашей последней встречи. Или лучше сказать – прощания на берегу.

Отличался от себя прежнего не только одеждой – сейчас он был одет вполне прилично, – но и всем обликом. Словно наконец сумел приспособиться к своей потусторонней внешности. Без специального заинтересованного внимания и не заметить того ощущения абсолютной чуждости нашему миру, что исходило от него раньше и так поразило меня еще на станции эмбуса.

А из-за спины его вышла и присела в уголке Вера, тихая, скромная, в темном кожаном костюме, совсем не похожая на посетившую меня в Москве обнаженную по пояс рыжеволосую фурию.

Едва не поставившая точку в моей короткой, но бурной жизни.

Стараясь не выдать себя резким движением, я начал приподнимать лежавший рядом с подушкой пистолет, снаряженный в предвкушении этой долгожданной встречи тяжелым, не успевшим еще потускнеть серебром.

Лишь бы хватило сил в вялых пальцах выжать тугой спуск…

– Не нужно стрелять, зачем это? Знал бы ты, как больно, когда пуля ударяет. Тем более что для меня это все равно почти безвредно. Сравни укол шилом в сердце или палкой по спине… – услышал я его тихий голос.

Он сел в кресло напротив меня. Вид у него сейчас был совсем не пугающий, скорее устало-печальный.

– Опять ты не захотел умирать? А зря… Я ждал тебя. Ты разве не почувствовал?

Я уронил пистолет на диван, но рукоятку из пальцев не выпустил. Мало ли что он сейчас такой безобидный…

– Разве ты ничего не почувствовал? – настойчиво повторил Артур. – Ты ведь умер уже, я тебя видел…

– С чего ты взял? Как я мог умереть, я только слегка отключился. И сам добрался сюда, и говорю с тобой… Обошелся даже без реанимации…

– Этого я теперь тоже не понимаю. Я знал, что ты вот-вот придешь, уже с утра я знал это точно. Так и получилось. Я ощутил миг твоей смерти, я успел увидеть, как разорвалась завеса, мелькнула тень… И все кончилось. Знаешь, так бывает, когда утопающий последний раз почти выпрыгивает из воды, пытается уцепиться хоть за воздух и тут же проваливается в глубину. Только круги по воде…

А он, оказывается, еще и поэт. Владеет даром образной речи. Я тоже представил себя, прорвавшего некую неведомую завесу, очевидно, между тем и этим миром, но сумевшего ускользнуть обратно. Вот, правда, аналогия должна быть противоположная. Не тонущий человек, а вытащенная на берег рыба. Еще чуть-чуть, и все. А она подпрыгнула – и обратно в родную стихию…

– Ну и что? Ты пришел исправить ошибку? Помочь мне «выплыть»?