Андреевское братство

– Да что уж теперь… Я и так сделал, что мог. Думал, будет достаточно. А нет так нет. Я сильно изменился, как ты правильно заметил, обвыкся в своем старом теле, вспомнил, как полагается вести себя человеку. А тогда…

Считая, видимо, нужным объяснить свое давешнее поведение, Артур стал излагать мне все с самого начала…

Как, зацепившись за коралловую ветвь, сорвал с лица маску, как задыхался, пытаясь выбраться из грота, что при этом чувствовал. Детально описал стадии собственной агонии. Самые натуралистические подробности доводил до моего сведения спокойно, даже равнодушно, как мог бы говорить о своей работе старый прозектор.

У Толстого в «Иване Ильиче», например, процесс умирания описан не в пример трогательнее.

На Веру смотреть было значительно интереснее. Не знаю, какое впечатление она производила в своей предыдущей жизни, а сейчас казалась девушкой, начисто лишенной темперамента. Хорошо воспитанной. Ее пригласили в незнакомый дом и не уделяют особого внимания, вот она и сидит, где посадили, осторожно посматривает по сторонам и ждет, когда и к ней наконец обратятся.

Но судя по твердой линии рта, высоким скулам и сведенным к переносице бровям, в случае чего на решительные и неожиданные поступки она вполне способна. В чем лично я успел убедиться.

Счет у нас с ней в попытках убить друг друга – один-один, и взаимных претензий в будущем вроде бы быть не должно.

Артур же перешел к тому, что случилось после его безвременной кончины.

– Время перестало существовать. Я как бы растворился в океане совершенно, каждая моя молекула смешалась с тысячами молекул воды. Небытие самое полное и, возможно, бесконечное. Ничего подобного тому, что мы получали в эксперименте от пациентов. Никаких тоннелей со светом в конце, картинок прошлой жизни, взгляда извне на свое тело… Зато я «вскоре» ощутил, как вновь мое естество консолидируется, рассеянные частицы группируются вместе. Весьма своеобразное, ни на что не похожее, по-особому приятное чувство. Только что тебя не было, и вдруг ты заново рождаешься как личность. Снова все вспоминаешь, осознаешь, как мир вокруг тоже возникает, словно впервые… Слияние с мировым разумом в момент Большого взрыва… Понимаешь, о чем я говорю?

– Чего ж не понять, учили кое-чему и нас…

– Этот возникший мир был прекрасен. Как первое осознанное воспоминание детства. Раньше было просто серым туманом с обрывками слов, тенями вместо людей и предметов, а тут, неизвестно откуда, – летнее утро, немыслимое синее небо над головой с ослепительным утренним солнцем, трава в росе, огромная пестрая бабочка подрагивает крыльями… И внутри всего – ты, именно ты, со своими собственными мыслями, восторгом, счастьем, ощущением бессмертия, и главное – ты ведь, вспоминая того, впервые увидевшего большой мир младенца, осознаешь свою с ним идентичность, знаешь все, что вместилось в вашу с ним общую жизнь…

Вот и я, оформившись в том неизъяснимом мире, был переполнен счастьем настолько, что не хотел вспоминать, откуда я, где нахожусь на самом деле. Знал это, но оно как бы не имело никакого значения. Нет, пожалуй, я не сумел передать… Счастье было такое, как после долгого перехода через пустыню, после сводящей с ума жажды дойти до источника и пить не отрываясь и благословлять пустыню и жажду, потому что без них ты никогда не испытал бы неземного блаженства – пить холодную воду сколько хочешь…

Гораздо позже – это я для тебя говорю «позже», – на самом деле там нет времени в вашем смысле, память о земном существовании все же восстановилась, и я вдобавок узнал, кто я теперь и в чем смысл всего происшедшего…

Смерть, жизнь – ничего не значащие слова. Какое дело бабочке до смерти куколки? Я успел понять и почувствовать, что потребуются сотни тысяч слов, чтобы хоть приблизительно рассказать об этом. И столько же новых слов и понятий придумать… Я уже говорил об отчетах пациентов, якобы переживших клиническую смерть. Не верь, все такая же чепуха, как монография евнуха об ощущениях султана, пережитых им с каждой из своих наложниц…

И тут он точен в выборе аналогий, подумал я, именно эта сфера жизни наименее выразима словами, особенно для того, кто всю жизнь был всего лишь евнухом…

– Я приготовился войти в новый мир – давай для удобства назовем его «раем», – как астронавт готовится перешагнуть порог открытого шлюза. Пока что я видел и знал лишь то, что успел увидеть глазами, но самое интересное еще впереди – невообразимые впечатления… Дальше домысливай сам. Ты летал к звездам, ты знаешь… Только представь еще, что твой корабль способен в доли секунды доставить тебя на любую из видимых в небе звезд, и в твоем распоряжении вечность, но эта планета – первая… Ты жаждешь встречи с ней, как первой близости с девушкой, в которую так долго был безнадежно влюблен, и вдруг она сказала: «Да!»

Такое впечатление, что Артур очень долго ждал возможности высказать кому-нибудь то, что говорил мне сейчас. Раскрывает истерзанную душу. Или, вдруг подумал я, убеждает, словно не лишенный артистизма вербовщик-профессионал, наняться на каравеллу Магеллана…