противоположностей, из столкновения правд, из ошибок, вольно или невольно совершаемых
каждым в борьбе за свою правоту, и рождается драматический накал фильма, движение его
сюжета».
Картину стали снимать в Томской области. Искали обобщающий образ всей Сибири.
В 1978 году режиссер говорил о том, что драматизм картины вытекает из «конфликта
между цивилизацией и природой». «Эта картина многому меня научила. Она потребовала
выхода на иной пласт размышлений — о человеке и среде, породившей его. Нефть, как и все
прочее, на что направлены усилия производства, не самоцель. Она лишь средство сделать жизнь
на земле лучше. А это значит, что она должна способствовать прогрессу в человеческих
взаимоотношениях — между человеком и человеком, между человеком и природой».
В постсоветское время он так комментировал материал фильма: «Еще не было Чернобыля,
но результаты неграмотной политики уже давно давали свои кошмарные плоды. Именно тогда я
открыл для себя работы Александра Чижевского, ученого, десятилетия проведшего в ссылке, не
публиковавшегося, не переиздававшегося. Он писал о неразрывности связи человека и космоса,
о «земном эхе солнечных бурь», о взаимосвязанности существования человека, его психологии
с породившим его миром».
Съемки фильма проходили с 1976 по 1978 год. Вот воспоминания некоторых участников.
Людмила Гурченко (Тая Соломина в зрелом возрасте) снималась в «Сибириаде» после
тяжелейшей травмы, полученной во время съемок советско-румынской картины «Мама». Вот
как она описывала свой первый съемочный день у Кончаловского.
«…Я первый раз стояла без палки… Здесь, в картине, долго переносили сроки съемок —
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
139
ждали, когда я начну ходить. В этой группе я еще никого не знала, с палкой стыдно было как -то
приезжать. И вот я в первый раз стою без опоры.
Травма была ровно год назад, я потеряла форму, чувствую себя совершенно беспомощной.
В ноге сидят шесть шурупов и титановая пластинка — она держат осколки сломанной ноги, и я
думаю о них постоянно.
Нога болит нестерпимо. А мне сейчас нужно быть победоносной, эксцентричной,
разбитной и завлекательной. Мой партнер (Михалков) моложе меня на десять лет… Теперь ему
тридцать, он сильный, красивый, здоровый. Нам сейчас предстоит дуэль-состязание, мы
должны вот-вот сойтись в сцене и подняться на самую высокую ноту, попасть в «жанр».
Нет сил ничего доказывать, нет желания. Такая разбитая, хочется скорее лечь… Что
делать, как уйти от неминуемой сцены?
Стою за домом. Меня никто не видит. Отсюда я пойду на камеру, навстречу роли,
партнеру, людям, которые мне потом станут родными, навстречу режиссеру, который заставит
меня писать про папу и мое детство… Ой, ну не могу… ну нет же сил…
— Ты прекрасна, ты самая красивая. Ты все можешь, все. Не думай об этом, пусть твоя
героиня хромает. Это даже интересно. За двадцать лет с человеком Бог знает что может
произойти, а тем более с ней. Ты моложе выглядишь, чем он. Посмотри, у него уже и складки у
рта, и лоб… Ты не бойся, дави его. Возьми его и задави — ты же актриса! Раскрепостись, делай
что хочешь. Захочешь закружиться — кружись, отвернись от камеры, смотри в камеру — что
хочешь. Для этой сцены мне пленки не жалко. Ну, дорогая моя, помни, что ты самая прекрасная,
самая красивая… Ну давай, милая моя, красавица моя… Я тебе доверяю полностью — делай
что хочешь, в любую сторону, — говорил, отходя все дальше и дальше, режиссер.
Какой он красивый, как прекрасно улыбается. Какие прекрасные люди живут на земле! Я
посмотрела на себя в деревенское окошко. Свет падал мягко, теней под глазами не было. А я
вроде сейчас действительно ничего, вполне, а? Ведь он прав — я и пою, и играю! Почему я все
время в себе копаюсь, сомневаюсь? Что это со мной? На улице жарко, а по спине, между
лопатками, поползла ледяная струйка. Вот и во рту пересохло, вот уж и забил озноб. Началась
знакомая трясучка — уже сигналит мой актерский профессионализм моему разбитому
больному организму, что он уже готов… Сейчас, сейчас, подождите. Я сейчас соберусь… Я
вспоминаю, что кумиром Таи мы с режиссером решили сделать звезду пятидесятых годов
Лолиту Торрес.
Мотор!..»
Каскадер Николай Ващилин вспоминает о подготовительном периоде, о беседах с
режиссером по разработке сцен драки на берегу, войны, взрывов на нефтяной скважине и
гибели в огне героя, которые были для него «настоящим праздником».
«Так творчески и доброжелательно я еще не работал ни с одним режиссером за десять
лет…
В июле 1976-го начались съемки в Твери. Андрон определил мне несколько дней для
репетиций драки на берегу с актерами Сергеем Шакуровым, Виталием Соломиным,
Александром Потаповым и Леонидом Плешаковым…