Андрей Кончаловский. Никто не знает...

По замыслу Андрона все должно было сниматься одним кадром, с использованием

принципа внутрикадрового монтажа. Экспрессию драки в кадре было решено подчеркнуть

опрокинутой корзиной с живой прыгающей рыбой. Рыбу привезли, она оказалась свежей, но

неживой. Когда посмотрели материал, драка тоже была без нерва… Рыбу Андрон велел

пожарить со сметаной и устроил маленький пир. Приехала Лив Ульман и какие-то французы. Я

был приглашен на ужин. Появился Никита Михалков, и, увидев меня за столом, спросил

Андрона, кто я такой. Я чуть не вышел из-за стола. Андрон одернул Никиту и уговорил меня не

обращать на него внимания. Андрон ко мне хорошо относился. Я был счастлив.

Обдумав материал, я предложил Андрону сцену драки переснять, внес предложение

разжечь на берегу костер и уронить туда героев, потом за это «порвать» Устюжанина и убить его

веслом, но, промахнувшись, залепить удар своему брату, и т. д., и снимать все одним кадром, но

с руки, двигающейся камерой. Андрон послушал и спросил, представляю ли я себе, сколько эта

пересъемка будет стоить. И пошутил: если сцена будет плохой на экране, то я ее и оплачу. Я

согласился. Пересняли. Вышло замечательно.

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

140

…Однажды, подготовив трюк перепрыгивания с сосны на сосну за Виталия Соломина на

высоте 20 метров, я задрал цену для каскадеров до 100 рублей за дубль. Наглость в то время

неслыханная. Эрик Вайсберг (директор картины. — В.Ф.) запротестовал. Тогда Андрон посадил

его с собой в люльку крана и поднял на половину этой высоты. Эрик сразу согласился

выплатить по сотке. В другой раз забастовал мой друг каскадер Коля Сысоев, и из-за него

сорвалась съемка. Я думал, меня выгонят. Нет. Андрон простил, понимая, что такое бывает в

жизни.

…Съемки на болоте в Тверской губернии, съемки в Тюмени, работа с пожарными на

нефтяных вышках, главная трюковая сцена фильма — взрыв на нефтяной скважине. Андрон

хотел снять что-то невероятное. Гибель героя Алексея в сценарии была прописана как конец

света, проваливался герой вместе с трактором под землю, в горящий Ад. Я ничего

сверхъестественного предложить Андрону не мог. Работа с огнем была и остается самой

сложной и опасной не только для кинематографа. Мы судорожно искали выход.

Ситуацию спасли операторы. Леван Пааташвили с группой комбинаторов предложили

кадры комбинированных съемок монтировать с натурой на фоне ночной темноты. Да к тому же

вся земля была залита водой и давала живописные блики огня. В итоге снимали общий план

основного пожара в Тюмени, взорвали «фок» с тонной бензина. Киногруппа, снимавшая взрыв с

расстояния 100 метров, спалила себе брови. А сцены пожара с людьми снимали во дворе

«Мосфильма» на фоне забора, завешанного горящей паклей. Темнота, блики в лужах, горящий

забор на фоне создали на экране атмосферу ошеломляющей катастрофы. Риск нулевой. Это и

есть профессиональная работа в кино. Нет риска. Нет травмы. Но есть ошеломляющий эффект,

иллюзия. Кино, одним словом.

Андрон остался очень доволен. Он пригласил меня на премьеру, и я стоял на сцене рядом с

ним. Мы подружились и стали общаться в жизни по разным поводам. За годы работы на

«Сибириаде» я приобрел статус высокого профи и получил приглашения на многие известные

фильмы…»

Актер Сергей Шакуров (Спиридон Соломин) убежден, что в постсоветское время такую

картину уже «поднять невозможно». «Она по тем временам чудовищно тяжелая… И он

(режиссер. — В.Ф.) с этим замечательно справился и работал очень легко. Да, как ни странно.

Есть очень мучительные режиссеры, которые все вымучивают, и себя в том числе. И с языком

набок потом заканчивается каждая съемка. А Андрей работал очень легко, весело, играл в

футбол с нами в перерывах между съемками».

3

«Романс о влюбленных» — образ исторического становления самосознания «простого

советского человека». Он, а вслед за ним и «Сибириада» предугадывали события, когда

социальная активность (или, напротив, пассивность) именно этого человека должна была

определять дальнейший путь страны и его собственную на этом пути судьбу. Уже в 1980-х годах

и следующих за ними десятилетиях.

Отработанная социалистическим реализмом фабульная схема «сибирской эпопеи»

преодолевалась гораздо более сложным жанровым содержанием кинопоэмы Кончаловского.

«Сибириада» следовала тем же принципам «слоеного пирога», что и «Романс», где

героикоэпический слой занимал свое место, но вовсе не поглощал картину в целом. «Ода

Сибири» была песнью, но не славящей Государство. Она была скорее песнопением, скорбящим