Андрей Кончаловский. Никто не знает...

Они и есть «святые дуры», и в то же время — Жанны д’Арк, жертвующие своим

благополучием ради прочности «дома дураков».

Но кто таков и каков в картине «дурак»?

Вспомним характеристику «древнерусского дурака» из трудов Д. Лихачева — А.

Панченко: «Это часто человек очень умный, но делающий то, что не положено, нарушающий

обычай, приличие, принятое поведение, обнажающий себя и мир от всех церемониальных

форм, показывающий свою наготу и наготу мира, — разоблачитель и разоблачающийся

одновременно, нарушитель знаковой системы, человек, ошибочно ею пользующийся… Это

смех «раздевающий», обнажающий правду, смех голого, ничем не дорожащего. Дурак —

прежде всего человек, видящий и говорящий «голую» правду».

В традиции отечественного «дуракаваляния» развертывается и сюжет картины

Кончаловского. Ряжение в фильме — на самом деле разоблачение от одежд. Обнажение наших

язв и наших доблестей, нашей дури и нравственной высоты, воплощенной в том числе и в

героине — как новоявленной Жанны-спасительницы.

Аккордеон, полечка и мечтания Жанны вносят в фильм идиллически-сентиментальную

ноту, преобразующую скандальный мир психушки, возвышающую его любовью «святой дуры».

И мы понимаем глубинное стремление психов жить счастливым домом. Они все этого хотят, но

не могут, просто не умеют практически воплотить свои мечтания в низкой повседневной прозе

сумасшедшего существования.

А в повседневном тягучем времени они болеют — нетерпимостью к сожителям, соседям,

собратьям по дому. Но их «болезни» в то же время — сущностное проявление человечности!

Так что словосочетание «больные люди» — тавтологично, поскольку не больных людей не

бывает. «Не больные» — это люди с отсутствующей человечностью. Вспомним Чехова!

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

211

Если согласиться, что больница в фильме — метафорический (или аллегорический) образ

Страны как Дома, объединяющего живущих в нем людей, то тогда понятно, почему поэт Алихан

идет извлекать из стана боевиков ушедшую к своему «жениху» Жанну. Он не только влюблен в

нее. Он фанатично предан своему жилищу и вооружен нерушимой доктриной: «Это не

психушка. Это наш дом. Мы здесь живем и всегда будем жить».

Дом дураков — родное обиталище. И покидать его ни в коем случае нельзя! Да и

невозможно, в конце концов. Даже в полете мечтательном, вслед за воображаемым поездом

идиллического семейного единения — нельзя. Правда, ни обитателям больницы, ни зрителям

это табу до поры как бы не внятно.

Конфликт картины работает на разрыв чудовищной силы: Дом покидать ни в коем случае

нельзя, но так же фатально его нельзя не покинуть. Из глубокого осознания неизбежности этой

коллизии является почти безумное в силу его практической неосуществимости утверждение:

необходимо выжить внутри со всеми. Жить и выжить. И так вынести Дом на себе.

Но первым больницу все же покидает мудрец Доктор, хотя и в благих целях. И это сигнал!

«Хозяина» нет, и толпа дураков, под предводительством пародийного «политического» вожака

Виктории, выдавливается за порог, как из крепости, пробивая тяжелой «бабой» мрачные

металлические ворота. Но что за ними? Манящая и одновременно настораживающая своей

тишиной белая тропа с парящей в ее конце аркой… Что там? Рай? Ад? В любом случае — мир

потусторонний, незнаемый, необжитой, а потому — смертельно опасный. Что подтверждают

тут же являющиеся взрывы, и первые разрушения, и первая кровь…

Но опасность не только вовне. Бунт чреват внутренним хаосом: кто-то выпускает

«буйных». И только после этого в дом войдет война. Придут боевики, разобьют здесь свой

лагерь. Начнутся обычные в этих условиях заботы. А на стене клиники возникнет та самая, все

объясняющая и обо всем предупреждающая, надпись: «Больные люди» — начертанная

«инодомцами».

И вот теперь Жанна покинет дом дураков. Героиня следует призванию. Ведь она Невеста!

Как Невеста, она должна принести жертву во имя объединения чужого и своего миров. Из

чужого, потустороннего мира должна она привести Жениха и прекратить хаос. Так в картине

возникает мелодраматически напряженная пародийная свадьба.

А далее — разоблачение от всех одежд и масок, полное обнажение лиц больных людей,

вообще всех лиц.

Шуточное обещание чеченца Ахмеда взять девушку в жены оборачивается нешуточной

серьезностью происходящего. С приходом Жанны к суженому, то есть Богом данному,

возникает реальная возможность прекращения хаоса взаимной нетерпимости и вражды.

Безотчетно следуя этой своей миссии, Жанна не может принять предложения поэта Али

вернуться к своим. Ведь она призвана объединить своих и чужих!

Картина Кончаловского говорит о неизбежной в современном мире жертве