Андрей Кончаловский. Никто не знает...

вины. На страницах своих мемуаров он размышляет о феномене самооправдания и делает

следующий вывод: «Если человек оправданий себе не находит, значит, у него есть совесть. Как

правило, человек, у которого есть совесть, несчастен. Счастливы люди, у которых совесть

скромно зажмуривается и увертливо находит себе оправдание». К таким людям режиссер

причисляет и себя. Случай с Юликом тому подтверждение. Писатель умирал от инсульта, а друг

его юности три года не собрался к нему зайти.

Похожий случай вспоминает Кончаловский и в связи с Владом Чесноковым, с которым он

познакомился еще до консерватории. Чесноков, рассказывает Андрей, работал переводчиком в

иностранной комиссии, чекистском подразделении Союза писателей. Окончил Институт

военных переводчиков. Разведчиком быть отказался, пошел в Союз. Влад хорошо владел

французским, и это обстоятельство как раз совпало с периодом увлечения Андрея Францией.

Так что Влад стал для юного Кончаловского еще одним своеобразным гидом по Франции. В

частности, открыл для своего друга франкоязычную африканскую философию, учил языку.

Жизнь Влада сложилась неудачно. Он запил и сразу утратил для Андрея интерес,

поскольку тот стремился окружать себя людьми, не прожигающими свою жизнь, а способными

ее организовать, построить. Как и в случае с Юликом, Андрей стал избегать друга. А когда у

того обнаружился рак и он уже держался на уколах, все же нашел в себе силы позвонить, но

говорить с умирающим было неприятно. «Через два дня он умер. Я не пошел на его похороны».

С фигурой Юлиана Семенова позднее срифмовалась и другая, столь же притягательная, —

Эрнст Неизвестный. И за ним угадывалась сила, но гораздо, может быть, более мощная.

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

53

«Бандит, гений, готовый послать кого угодно и куда угодно, беззастенчиво именующий себя

гением».

Человек, прошедший войну десантником, тяжело раненный в ее конце, признанный

погибшим и награжденный посмертно орденом Красной Звезды. О нем слагали и слагают

легенды. Он говорил, что если бы не стал скульптором, то — террористом.

По словам литературоведа Юрия Карякина, в круг общения Неизвестного входили «очень

сильные умы». Он называет философов Александра Зиновьева и Мераба Мамардашвили,

социолога Бориса Грушина, Андрея Тарковского и других. «Это был настоящий центр

духовного притяжения всех надежных и в умственном и нравственном отношении людей».

Так же, как в свое время решимости Ашкенази, оставившего Союз, Кончаловский

завидовал гениальному бесстрашию Эрнста Неизвестного, твердо решившего после печально

знаменитой выставки в Манеже и хрущевского разноса покинуть страну. Это был Поступок. К

таким преодолениям Кончаловский готов не был, но гордился тем, что не боится идти рядом с

«одиозным человеком, пославшим Самого».

С Эрнстом Неизвестным Андрей познакомился в 1959 году. Скульптор тогда был нищ,

бездомен, иногда ночевал на вокзале. Кончаловский встретил неукротимую энергию, силу

сопротивления власти, непостижимый опыт прямых встреч со смертью.

Огромное впечатление производило на него и творчество скульптора — «все, что шло

вразрез с соцреализмом», Андрею нравилось. Студент ВГИКа в ту пору, он уже представлял,

каким может быть фильм об этом человеке. «Мы с Тарковским обдумывали будущий сценарий,

мне мстился лунный свет, падающий в окно мастерской, безмолвные скульптуры, музыка

Скрябина — хотелось соединить Скрябина с Неизвестным, хотя это наверняка было ошибкой…

просто Скрябин мне очень нравился».

Замечательны слова, сказанные Кончаловским позднее: «В нас жила та же энергия, нас

подняла та же общественная и художественная волна. Сближало взаимное ощущение

человеческого калибра. Его нельзя было не почувствовать…»

Андрей отважно шел навстречу таким людям, смиряя робость и смущение. В то же время

безжалостно отсекал тех, в ком видел зерно саморазрушения, как правило связанное с

пьянством, застольями, в мути которых утопал смысл общения. Такого рода контакты он

называл потом «русской дружбой» и решительно избегал их. Так произошло с Владом

Чесноковым, с Геннадием Шпаликовым, с которым они были очень дружны.

3

Первый, ранний брак Андрея пришелся на консерваторские годы. Его женой стала Ирина

Кандат, студентка балетного училища Большого театра. Их знакомству посодействовал Сергей

Владимирович: Ирина была дочерью его старой приятельницы. Девушка Андрею понравилась.

Он принялся ухаживать за ней. И в конце концов влюбленные оказались вместе в Крыму, на что

родители согласились, не сомневаясь в положительном развитии событий.

Историю крымского романа можно найти в мемуарах Андрея. Откликнулась она и в его