Андрей Кончаловский. Никто не знает...

любовь ребенка к своей матери, любовь слепая. Кончаловскому ближе взгляды Чаадаева,

который, по его мнению, любил Россию гораздо сильнее, чем те, кто ее восхвалял и продолжает

безмерно восхвалять.

Российская ментальность, по его мнению, может быть выражена формулой: триумф мечты

над практикой. Все время изобретаются объяснения, не имеющие ничего общего с практикой.

Как и младший, старший брат убежден, что наши соотечественники, как бы им ни

хотелось, никогда не будут жить так, как живут в Европе. «Если хочешь жить как они, поезжай

туда и живи. Во времена разделения мирового сообщества на Восточный и Западный блоки

наших ближних соседей — Польшу, Болгарию, Чехословакию — называли «братья славяне».

Но после 1990-х от этих братских отношений остались одни воспоминания. Русский с

татарином договорятся быстрее, чем русский с поляком, потому что из славянских племен одни

приняли католичество, а другие православие. Железный занавес между Востоком и Западом

проходит по линии католицизм-православие…»

И еще: «Я верю в народ, но в тот народ, который есть… Сейчас много говорят о

необходимости в стране национальной идеи. Но в России вообще никогда не было таковой. За

исключением тех моментов, когда ее пытались завоевать немцы, поляки и т. п. Крестьяне —

разобщенные люди, а ведь русские по своей ментальности так и остались крестьянами и не

стали фермерами…»

Со временем у Андрея, по его словам, появилась творческая ревность к Никите:

находившийся ранее в подчинении хороший мальчик, глядевший старшему в рот, теперь из-под

этого влияния вырвался. Признавая профессиональное равенство с собой Никиты-мастера,

старший брат никогда не согласится принять его идейные принципы, понуждающие

пробиваться на общественно-политическую авансцену.

Непредсказуемость политической жизни страны вызывает у Андрея естественный страх

частного человека за себя, за свою семью. Правда, благодаря Никите Андрей, по его словам,

стал «больше любить Россию». Но Никита не «интернациональный», а «национальный человек,

олицетворение национального героя». И в этой неколебимости веры есть слепота, как считает

старший, которая дает младшему силы. «Слепота подчас становится большим источником силы,

чем способность к зрению. Ведь знание как-никак умножает скорби. Все это и делает его

героем. Герой должен жить больше верой, чем рассуждением. Ему нужна ограниченность

пространства, он должен жить эмоцией…» Я бы добавил, что герой такого склада в какой-то

точке своего мировоззренческого взросления останавливается: ему несвойственно движение

превращений, которое как раз особенно отличает «негероя» Кончаловского.

Никита Сергеевич, в свою очередь, поясняет: «Мы очень разные. Наши дороги в искусстве

идут параллельно. Он делает упор на философско-притчевую структуру, я — на погружение в

атмосферу создаваемого мира. А вот возрастные грани между нами уже почти стерлись…

Однако иногда я чувствую себя мальчиком рядом с ним, иногда зрелым человеком. Как ни

странно, в каких-то экстремальных ситуациях я не раз оказывался сильнее его, защищал, брал

на себя, в другой обстановке — он более мудр, более тонок. Меня раздражает в Андроне то, что

я ненавижу в себе в человеческом плане. Наверное, как и его во мне. То есть я иногда вижу в

нем что-то такое, что во мне видят другие. И от этого испытываю чувство раздражения. Но при

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

76

этом с годами наша близость растет. Я никогда не терял ощущения его присутствия, где бы он

ни был…»

На рубеже нового десятилетия XXI века и в его начале фигура Никиты Сергеевича стала

для многих одиозной. Ему приходится так или иначе реагировать на скандальные выпады в его

адрес, в чем, наверное, можно было и ограничить себя, как старший брат, положим. В то же

время Михалков как режиссер выступил с несколькими крупными работами, поднять которые

физически и материально не каждому под силу. Он активно занимается общественной

деятельностью, в частности вопросами отечественного Союза кинематографистов, что опять же

часто оборачивается скандальными историями.

Кончаловский так прокомментировал историю со скандалом вокруг Союза: «Дело в том,

что ситуация в кино со времен советской власти очень изменилась. Союз — это организация

советская. Раньше это был буфер между жесточайшим государственным контролем и

художниками. Сейчас этот буфер не нужен… Когда в союзе появился такой сильный, волевой

человек, как Никита Сергеевич Михалков, со своими представлениями о кинематографе, это,

естественно, вошло в противоречие с мнением большого количества художников, которые не

хотят, чтобы их учили, какое кино хорошее, а какое плохое…

Союз кинематографистов — бессмысленная сегодня организация. Должны быть