Андрей Кураев на откровении помыслов у Патриарха Кирилла (СИ)

- А еще, Андрей Вячеславович, у вас, наверняка, есть помысел, что мужеложцами и прочими негодяями, людьми крайне недостойными, я себя постоянно и всегда окружаю - отчасти потому, что сам таков, отчасти потому, что негодяями, за которыми водится множество грехов, легче управлять, - и при этом оттираю от руководящих должностей и мест - да и вообще от тех мест, где слово и дело человека много значат в глазах общества, - людей достойных, людей вроде вас и вас лично - не так ли? И при этом вы считаете, что все в нашей церковной системе заточено под максимальное обогащение тех, кто стоит на верхах власти; и поэтому мужеложцы и прочие негодяи на верхах и даже в низах церковной иерархии полезны еще и потому, что они, как правило, беспринципны, и легко используют те способы обогащения, от которых отвернулся бы человек порядочный; и эти негодяи, как вы думаете, также хорошо "умеют и знают с кем и как делиться" - не так ли? А еще вы, отец диакон, помышляете, будто бы я чуть ли ни намеренно веду нашу мать-церковь к неминуемому краху и развалу, а также к утрате ею всякого - прежде всего, морального - авторитета, что я намеренно растлеваю души и тела человеческие, аки некая несытая и ненасытная ко греху и злу скотина. Ответствуйте, Андрей Вячеславович - есть в вас такие помыслы или нет?

Андрей Вячеславович на этот раз раздумывал и молчал гораздо меньше, чем ранее и, смахнув выступившую слезу и снова покраснев, ответил:

- Что сказать отче? Здесь незримо пред нами присутствует Христос. И я не могу лгать пред Ним, а также пред Его честным крестом и пред святым евангелием, на котором сейчас держу свою руку. Именно так, как ты, отче, сказал, я думаю, мыслю и помышляю и на сем стою! И хоть вы и гораздо выше меня по сану и по занимаемому положению - я не боюсь обо всем этом заявить прямо вам в глаза - прежде всего, действуя ради блага нашей матери-церкви.

Его Святейшество снова улыбнулся. В его улыбке таилась какая-то загадочность, а в глазах его весело поигрывала лукавая епископская искорка. Далее он продолжил вопрошание Андрея Вячеславовича о его сокровенных мыслях:

- Андрей Вячеславович! А ведь признайтесь - все эти ваши подобные мысли и дела в соответствии с этими мыслями и помыслами - все они привели вас к крайнему озлоблению и к крайней ненависти - ко мне прежде всего, к тем людям, которых я облек доверием и поставил на важные посты, а также к покойному митрополиту Никодиму. Признайте, что это так! И скажите, Андрей Вячеславович - ведь наверняка вы желаете нам зла - например, чтобы мы все скопом издохли? Желаете хотя бы в моменты крайнего возбуждения, когда злоба ваша против нас достигает наивысшей точки? Скажите также - ведь наверняка вы придумываете для нас, для ваших врагов, какие-то ужасные кары и наказания за наши, как вам кажется, прегрешения, и наслаждаетесь, воображая эти кары и наказания, а, может даже, мыслите себя в роли палача и карателя, приводящего все эти ужасы в исполнение? Ведь наверняка вы много раз воображали, как нас поражает божие правосудие, как на нас, на гнусных содомитов, с неба низвергается огонь и сера и горящие камения, как нас поражают различные отвратительные и гнусные болезни вроде проказы, как мы гибнем в авто- и авиакатастрофах - не так ли? О, отче Андрей, не скрывай от меня своих помыслов, но поведай мне о них без утайки - обнажи передо мной все свои греховные язвы, сними с себя передо мной все мнимые и ложные одежды ложного же приличия, которыми ты пытаешь сокрыть недуги и болезни своей грешной души - ибо ныне я есть отец твой духовный, пекущийся о благе души твоей! И не думай от меня скрыть что-то - ибо сие будет для тебя двойным грехом - и грехом за то, что ты не исповедал помысел, и грехом за то, что обманул Самого Господа, стоящего пред нами, обещав прежде говорить пред ним мне, как свидетелю, все без утайки!

Андрей Вячеславович, немного замявшись и вновь покраснев, молвил: