Андрей Миронов и Я

Это было бы очень кстати. Я бы ее продала, потому что мне ее не вытянуть, и на старости лет за все мои мытарства были бы у меня деньги. И поехала бы я в Таиланд, в Индию, в Южную Америку к ацтекам, в Грецию. Купила бы себе кисти, холсты, натянула бы их на подрамники и стала писать картины! И главное – круглый год есть клубнику! – пронеслось в моей голове, и на сцене моих фантазий появился мой друг Сенека:

– Сколько раз тебе говорить, – обиделся на меня он. – Жизнь надо прожить правильно, а не долго.

– Мария Владимировна, – начала я, – оставьте дачу Маше, ведь она дочь Андрея. Это родовое имение, и Андрюша так бы хотел. Ведь он ее очень любил – я же видела, и столько недодал, жил в другой семье. Она так страдала, ведь вся ее жизнь прошла на моих глазах в театре, я даже видела, как ее из роддома выносили. А вам это как нужно! Вы ведь для нее ничего не сделали. Для вас всегда был важен только театр. Слава Богу, вы встретили Менакера – он вам подарил свою жизнь…

– Да. Он был главным художественным руководителем моей жизни. Ах, Саша, Саша. – И на ее глазах появились слезы.

– А что я? У меня есть своя дача. Я ее сама построила. Зачем мне чужое? Так уж получается в моей жизни, что я сама все своим горбом. А в Евангелии сказано: входите узкими вратами, тесными. Почему так сказано, как вы считаете?

Мария Владимировна подумала и сказала:

– Чтобы со мной никто вместе не прошел, чтобы вошла только я одна! – интерпретировала она по-своему евангельскую притчу.

В Кремле президент Ельцин награждал ее орденом «За заслуги перед Отечеством». Она бодро вышла на трибуну и сказала:

– Я эту награду «За заслуги перед Отечеством» делю на троих – на себя, на мужа и сына!

Приближается новый, 1996 год. Марья сдает не по дням, а по часам. В театре 7 января готовится 85-летний ее юбилей. А мы с ней через день ездим к зубному врачу. «Надо менять профессию!» – заявляет она после каждой примерки. Только управились с зубами, в декабре она слегла с вирусным гриппом. Кашляет и днем и ночью, не спит, волнуется – ведь на носу юбилей. Меня качает от усталости и от того, что она банками пьет из меня кровь.

Наконец 7 января! В театре у Райхельгауза на Трубной площади состоялся юбилей Марии Мироновой. Все торжественно, театр заполнен до отказа, в зале высокие гости – Наина Иосифовна Ельцина, члены правительства. Наина Иосифовна сказала теплую, умную речь, на следующий день она была напечатана во всех газетах. Марья царила в венке из цветов, с билибинскими алмазами в ушах. Она воспользовалась случаем и попросила правительство о том, чтобы Бахрушинский музей как кладезь нашей культуры получил статус музея народного достояния.

Утром у нее дома – цветы, цветы, цветы… Во всех вазах, ведрах стоят орхидеи, и в этом полумраке бродит, шатаясь от славы и от усталости, с распущенными седыми волосами Король Лир, доведенный до абсурда.

Мы сидим, пьем чай. Она обсуждает юбилей. У нее в голове амбарная книга, в которую она записывает всех обидчиков и кому должна не прощать, а мстить, мстить и мстить.

– А я не могу жить в злобе, – говорю я. – Я просто заболею.

Она патетически кричит:

– Вам просто лень!

После всех бурных событий еду на дачу как в спасительную обитель.

В феврале месяце 1996 года Мария Владимировна официально оформила завещание. Квартиру – музею, а дачу, тут она попросила всех выйти, чтобы никто не знал, что дачу она отписала Маше. Потом морочила всем голову, намекая: мол, есть вероятность, что я и вам отписала дачу. Она не доверяла людям, боялась, что ее, старую, бросят, и заодно оберегала сильно полюбившуюся ей внучку от злых языков и наветов. Маша часто навещала бабушку, и я видела, как в этой каменной глыбе рождается чувство любви.

– Как мне ее погладить?! – кричала она мне, когда та уходила. – Таня! Я не умею! Как это делается?

– Тренируйтесь на мне или на Ромке, – советовала я ей и уходила спать. Рано утром я заставала Марью в ночной рубашке рядом с клеткой, в которой сидел Ромка. Она повторяла мой текст с сюсюканскими интонациями:

– Маленький ты мой, птичка моя ненаглядная, умненький, любимый, сладкий-пресладкий…

Так на 86-м году жизни она училась любить на этом смешном голубом попке.

Живу на даче в Пахре, в полном одиночестве, написала пьесу по рассказам Бунина – подарок ему в честь юбилея – и теперь пишу новую – «Прекрасная дама» – Блок, Белый и Любовь Дмитриевна Менделеева. Андрюша неотлучно рядом, всегда присутствует невидимо. Приснился сон. Открытая дверь в сад. В саду снег. Зима. На пороге стоит транзистор. По дому ходит Андрей, подбрасывает поленья в камин и говорит тихо: «Танечка, ничего не исчезает в этом мире, а любовь – она всегда жива. Ты должна знать это и понять, почему я тебе посвятил последний спектакль». Я слышу по транзистору песню, как тогда, когда устраивали свадьбу и танцевали в снегу. Звучит как будто издалека:

Из-за вас, моя черешня,
Ссорюсь я с приятелем.
До чего же климат здешний
На любовь влиятелен!

Мы несемся в валенках почти голые по саду в полечке.