Андрей Миронов и Я

Очнулась я не в постели. Я стояла в большой комнате, два кресла были повернуты к камину. Удивилась тому, что я стою, на ощупь добрела до кровати и канула в сон. Утром я почти забыла про видение, но подошла к камину – там пепел от прогоревших дров, а камин-то я не топила. Оделась, с ощущением обострившейся ностальгии по прошлому вышла в сад. Там на белом снегу все вытоптано! Как будто мы и впрямь ночью, не во сне, танцевали полечку.

Начинается предвыборная кампания 1996 года. У Марьи очень сильно развито чувство гражданственности. Она болеет за Россию, страдает, ведь она помнит дореволюционное время, когда все ломилось, начиная от продуктов и кончая «мозгами», которыми всегда была так богата наша родина.

– А теперь что? – говорит она. – Как говорят в Думе: «Ни о чем не подчеркивает и не играет значения!» Ведь выбрали президента первый раз после Василия Темного и ссут против ветра! Так ведь и глаза может выжечь!

Неожиданно для всех Ельцин полетел в Чечню. И неожиданно для Марии Владимировны раздался звонок в ее дверь. Она, как обычно, в халате, в сеточке, варила постный суп рататуйчик. Шлеп, шлеп к дверям. На пороге – жена президента Наина Иосифовна.

– Мария Владимировна, извините, что я без звонка. Борис Николаевич улетел внезапно, ничего не сказал, я очень волнуюсь.

Сели с Наиной Иосифовной за стол на кухне. Марья поставила серебряные рюмки, рябиновую, налила супчику, поели, выпили, поговорили, душу отвели. Потом еще налили – и супчику, и рябиновой.

– Только мне без сметанки, – попросила Наина Иосифовна. – Я со сметаной вкуса не чувствую.

Мария. Владимировна – умная – отвела все мысли жены президента от Чечни. Тут и охрана звонит – мол, прилетел! Простились они как лучшие подруги – приникли сердцем друг к другу за эти два часа.

– Какая же она умница, – говорила после встречи мне Марья. – Как скромно одета, как просто себя ведет, и главное для нее не она сама, а человек, который сидит напротив. Это настоящая высота!

В октябре месяце Марья мне сообщила: «Едем на открытие театра имени Андрея Миронова в Санкт-Петербург. Рудольф Фурманов сделал этот театр. Вот, Таня, не в Москве, а в Петербурге!»

И вот мы на Ленинградском вокзале с сопровождающим. Он провожает нас до вагона и вручает билеты – мне и Марье. Я разворачиваю билет, а там написано «Миронова Татьяна». Она смотрит на мою реакцию искоса, испытующе. Я делаю бесстрастное лицо, а сама думаю: что же она за такая озорница? Удочерила она меня или женила? Вот в чем вопрос! Ложимся спать в двухместном купе. Я не взяла ночную рубашку, потому что она не вошла в сумку. – – Голыми спят только проститутки! – комментирует она.

Я пью снотворное.

– Что вы пьете?

– Как будто вы не знаете? Снотворное. Я же никогда не сплю.

На ночь она молится полушепотом, а утром мне заявляет:

– У вас свиной сон! Вы так дрыхли!

На перроне нас встречает с цветами городской сумасшедший Рудольф Фурманов. И вот мы в «Астории». В той «Астории», в которой она 30 лет назад запрещала жить нам с Андрюшей. Городской сумасшедший Фурманов устроил нам все бесплатно – и гостиницу, и завтраки, и обеды! Вечером открытие театра – будет весь театральный Петербург и Москва. Фурманов – взлохмаченный, с безумными глазами, на лице кожа да кости от усталости, рукава пиджака, если его можно так назвать, полностью закрывают кисти рук. Он сидит на стуле и кричит:

– Вы должны говорить только обо мне на вечере. Потому что я жизнь свою положил на этот театр (при этом он еще шепелявит и не выговаривает ни одной буквы), посмотрите, на кого я похож! Говорите только обо мне!

– Вы сумасшедший! – говорит ему Мария Владимировна.

– Да, сумасшедший! Но я построил театр имени Андрея и сделал вам гостиницу бесплатно, и завтраки, и обеды! – стал махать рукавами пиджака без кистей рук и выскочил вон. Потом вбежал и крикнул:

– Вам еще будет машина каждый день, в любую сторону, говорите только обо мне!

Мария Владимировна облюбовала себе кресло в углу, села, задумалась, а я пошла пока в другую комнату посмотреть, где мы будем спать. О боже! Две кровати рядом с тумбочками, будем спать как муж и жена. Вошла в гостиную, где, задумавшись, сидела Марья.

– Вы должны дать ему в морду! – приказным тоном сказала она мне.

– За что?

– Вы должны ему набить морду и должны с ним драться! Андрей бы дрался!

– Да это уж непременно! – сказала я. – Но тогда не будет открытия театра. Я знаю, что вам не понравилось – вас задели бесплатные обеды и завтраки! Платите! Только вам всей жизни не хватит расплатиться. Это же «Астория», здесь все на доллары. – И быстренько врубила ей ящик с мультфильмами. Там прыгали зайчики, белочки, грибочки. Она немедленно перестроилась с хулиганства на умиление.