Передо мной калитка. Открываю. Меня встречает соседка – красивая молодая Вера, по кличке Веритас (истина). Дача ее стоит на высоком обрыве, над рекой Десной. Время около пяти часов. Светит теплое сентябрьское солнце. Природа переходит ото дня к вечеру, я перехожу от одной главы жизни к другой. Сквозь ветки деревьев виднеется мост, на котором мы танцевали с Андрюшей, мост – тоже переход с одного берега на другой.
Поднимаюсь на открытую веранду, смотрю вдаль.
Веритас накрывает на веранде маленький столик, клетчатая скатерть, шампанское «Император» в честь моих проводов, рыбный суп.
– Да что ж мы будем рыбный суп с шампанским? – смеюсь я.
– Подумаешь, – говорит Веритас, – у меня еще на второе тушеная капуста – пальчики оближешь!
– Ну что ж, давай шампанское с рыбным супом! – и наливаю по бокалу искрящейся жидкости. – А что над нами? Огромные ветки – это клен?
– Нет, – говорит она. – Это такой сорт дуба, с острыми листьями. Вон желуди валяются. Ты его очень любила?
– Я и сейчас его люблю – это же не кончается, они обе вечны – любовь и душа.
В воздухе, прощаясь, парят желтые листья березы. Светящийся диск солнца приближается к горизонту. Переход… И вдруг я слышу голос Андрея, он поет где-то далеко.
– Это тот мост, – спрашивает Веритас, – на котором вы танцевали?
– Да, тот мост, отсюда, сверху, так хорошо его видно.
Голос Андрея приближается: «Отцвели уж давно хризантемы в саду… А любовь все живет! А любовь все живет! А любовь все живет!» – эхом разносится по всей окрестности… Вдруг рванул ветер, посыпались яблоки с деревьев, поскакали желуди по земле, в воздухе метались желтые листья разных форм, и я увидела…
– Веритас! Смотри, Веритас! На мосту!
И мы увидели в длинных плащах мужчину и женщину: он – с голубым шарфом на шее, она – с красным. Они были совершенно седые. На безлюдном пространстве, на мосту через Десну, две фигуры крутились в балетных пируэтах с таким озорством, и танец достигал такой порывистости и свободы движений, что, как крылья, развевались полы допотопных плащей и встречались на мосту в танце с бурной нежностью два шарфа – красный и голубой.
– Смотри, – кричала я под звук падающих желудей и яблок, – смотри! Ты видишь? Ты видишь? Это мы на мосту, Веритас! Ничто не исчезает! – кричала я, и ветер уносил мой голос далеко-далеко… – Ничто не исчезает! Мы танцуем уже седые и будем танцевать здесь и петь этот самый короткий романс… всегда! Всегда!
Часть III. Письма читателей
В последнее время в прессе появилось довольно много откликов на вашу книгу, как прямых, так и косвенных. Мне попался в руки сборник, посвященный дню Св. Валентина, где люди, знаменитые и не очень, рассказывают о своих браках и Любовях. Я бы и не стала тратить время на чтение этой ерунды, если бы не увидела там интервью с Л. Голубкиной, в котором она называет свою семью с А.Мироновым прекрасной и крепкой. Слова какие-то… советские! Впрочем, Голубкина так и говорит о себе как о продукте советской эпохи.
Наверное, поэтому откровенно врет: она, видите ли, была за ним замужем 15 лет (с арифметикой у нее плоховато!), и замуж он ее звал много-много раз, и она наконец-то смилостивилась, и кроме него у нее в жизни никого не было, только он (а дочь родилась, видимо, не от другого мужчины, а от непорочного зачатия!), и далее в том же духе.
Между ними никогда не было слов о любви, и только за два дня до смерти он сказал ей нечто важное и интимное. (В передаче по ОРТ по поводу ее 60-летия она расшифровала: он сожалел, что у них не было сына). Вообще-то я слово «интимный» привыкла трактовать несколько иначе.
Ну да ладно. А действительно, почему у них не было общих детей, если уж семья такая прекрасная и крепкая? Судя по тому, что она пишет о своем отце, ему даже сама мысль, что его внук может быть хотя на 1/4 Менакер, была непереносима!
В передачах по ОРТ и НТВ она была более осторожна с цифрами и назвала цифру тринадцать, говоря о вместе прожитых годах. Но как проявила себя! Вот, говорит, я тут перед вами стою, а вы рассматриваете, что на мне надето и что у меня в ушах. Рассмотрели?
Знаете, я пожалела Андрея Александровича: ну как он мог так ошибиться в выборе супруги?! Какие же они разные и, прежде всего, из разных детских! Как он мог общаться с ее родителями? С их-то уровнем?
То, что Голубкина говорила дальше, повергло в шок всех моих знакомых. Мы, говорит, никогда с ним вместе не выступали, только раз. И не вместе, а он выступает, я вступаю, он вступает, я вступаю, он не вступил, а я вступила…» Ох, ну что тут сказать? Бедный наш русский язык!