Андрей Платонов, Георгий Иванов и другие…

Горенштейн – это у нас с Борисом Хазановым общая любовь. А поскольку с 2001 года, когда писалась эта статья, ситуация усугубилась, а суждения обострились, хочется мне развить и подкрепить буквально пару-другую фрагментов этой статьи, в которых я с Борисом Хазановым солидарен или почти.

Так я буду прямо цитировать кусками его текст, и потом свои дополнения и размышлизмы присоединять, сдобренные обильно цитатами из великого Фридриха – как бы поддакивая… ну, или солидаризируясь… ну, или соглашаясь… ну, или вторя…

Борис Хазанов:

После событий конца восьмидесятых годов сочинения Фридриха Горенштейна, прежде публиковавшиеся в зарубежной русской печати и во французских и немецких переводах, стали появляться в России. Напомню, что он автор нескольких романов, среди которых в первую очередь нужно отметить упомянутый выше «Псалом», «Искупление» и «Место», большой пьесы «Бердичев», которую можно назвать сценическим романом, пьес «Споры о Достоевском», «Волемир», «Детоубийца», многочисленных повестей и рассказов, разнообразной (и в целом уступающей его прозе) публицистики. Десять лет тому назад в Москве, в издательстве «Слово» вышел трёхтомник избранных произведений с предисловием Л. Лазарева; пьесы Горенштейна шли в московских театрах. Но и сегодня в отношении к нему на родине есть какая-то двойственность; писатель, наделённый могучим эпическим даром, один из самых значительных современных авторов, остаётся полупризнанной маргинальной фигурой.

Да отчего ж «какая-то»? Не «какая-то» а очень даже конкретная и внятная. И не двойственность, а враждебность. И это потому так, что очень не любят русские, когда им говорят правду в глаза. Глаза у них ибо «раскосые и жадные», как выразился один известный русский поэт, и много в них ненависти ко всякой правде о себе, ибо правда о себе, о них, то есть – мучительна, позорна… оскорбительна и жестока. Это правда нераскаянности. Для русского сознания и Чаадаев до сих пор полумаргинал. Даже сумасшедшим был объявлен при царизме. Чаадаев говорил с убийственной интеллектуальной честностью, Горенштейн говорил с убийственной художественной силой… – вот и стали оба полумаргиналы.

Не любят русские слышать о том, например, что они рабы, что даже и буйство их рабье, недостойное и позорное, вот как тут вот Горенштейн выразился:

«Буян в России всегда горазд плакать, когда дело свое закончит, покалечит кого-либо или убьет. Тогда сердце его сразу распускается от напряжения, ребятеночком становится – пожалейте меня, люди добрые… И жалели. Один знаменитый русский литератор увидел в этом вообще ценнейшее национальное качество». Так прямо и хочется запеть: «Буян в России больше, чем буян!..»

А ещё культивирующие себя (с лёгкой руки заблудившегося в эпилепсии классика), как доброхотов и всечеловеков, – не любят они слышать об органическом своём антисемитизме. А оно им, и правда, зачем?

Зачем, ну вот хоть вот это, к примеру:

«Смеялся Вася всегда с клокотанием и переливами, а способностью портить воздух был известен в широких кругах, помимо своего страстного ежеминутного антисемитизма.