собой совершенно особую область — здесь часть привычных законов Сальбравы была отменена,
другая искажена, третья — интерпретирована в весьма причудливом виде. Без всякого сомнения, создать подобное место мог лишь один из Князей, но даже ему потребовалось бы приложить
немало усилий для того, чтобы это место стало таким, каким оно было задумано. Замок постоянно
требовал огромного количества энергии, и было семь миров — по числу семи основных башен —
которые, вместе с потоками яда, ему эту энергию предоставляли. В каждой из башен
располагалась лаборатория, подобная той, что открылась взору бессмертного чародея, убитого
стражем Гхадаби. Страж обитал на верхних и средних уровнях замка — и хотя он не имел
хозяина, он не мог покинуть это место. Ядовитые потоки смешивались на подземных этажах и
текли вниз, проходя новые и новые преобразования. Число их менялось, но в самом конце их
вновь становилось ровно семь — там, на самом нижнем уровне замка, находился бассейн, который
питало семь потоков, а полученная от их соединения темная смесь стекала вниз и по длинному
желобу покидала Гхадаби. Смесь проливалась дождем в Гниющую Бездну и поднималась затем из
нее в виде ужасного пара, убивавшего все, что с ним соприкасалось.
Семь духов, соответствовавшим семи отравленным потокам, в незримой форме парили над
ядовитым бассейном. Бессчетное множество лет они провели без всякого движения, в состоянии, среднем между медитативном трансом и сном. Они были похожи друг на друга по своей природе, но различались так же, как один человек отличается от другого: каждый из них созерцал в
глубоком трансе те миры и те потоки силы, которые были ближе ему самому. Если бассейн с
темной жидкостью был сердцем замка, то семь духов были его душой.
У них не было имен и не было иных целей, кроме бесстрастного ожидания итога: каждый
из них знал, что когда-нибудь они исполнят свое предназначение и исчезнут. Небытие не пугало
их и не манило — они не ведали страха смерти и не томились от скуки. Магия, поддерживающая
замок, могла истощиться, камни — превратиться в пыль, ядовитые потоки — иссякнуть, а
безжизненная равнина — зазеленеть; могло произойти все что угодно, но семеро духов остались
бы ожидать своей судьбы там же, где некогда были оставлены своей госпожой.
Они не вели счет времени, и не могли сказать, сколько именно лет прошло, прежде чем
что-то начало меняться: столетья были для них калейдоскопами снов, составленных из образов, относящихся к различным мирам, но неуловимо связанных между собой — эта связь была
настолько тонкой и зыбкой, что никто, кроме семи хранителей Гхадаби, не смог бы уловить ее. И
все же изменения наступили. Первыми их ощутил четвертый дух, соответствовавший желтому
потоку. Он почувствовал, как дрогнули далекие Сферы, долгое время остававшиеся покинутыми; их движение изменилось; населявшие их обитатели — кхаду и лганарэ, ведущие жизнь, более
похожую на прозябание — затрепетали и подняли головы: их сознание стало яснее, цель и
причина их существования — четче, их магия ожила, а тела окрепли. Высохшие русла энергий
наполнились свежими потоками; по небесам множества миров пронеслись ветра, о существовании
которых давным-давно позабыли. Эти ветра несли не свежесть, а смерть; одни создания гибли, вдыхая их, другие менялись. Затем перемены ощутил седьмой дух, соответствовавший темному
потоку: он смотрел вниз, в глубину Преисподней, и увидел, как засочились жгучей росой
обугленные ущелья и трещины; как взвились над пустошами бесплотные призраки; как
затанцевали, слипаясь и соединяясь друг с другом, осколки Сфер, некогда разрушенных Князьями
Дна в качестве свидетельства верности договору, заключенному между Светом и Тьмой. То, что
было позабыто, теперь возвращалось; древние печати оказались сорваны; а те, кто должны были
навсегда исчезнуть в результате сделки между Князьями Света и Тьмы, снова вступали в этот мир.
Это был знак, и седьмой дух верно истолковал его.
Третий дух, соответствующий желтовато-зеленому потоку, следил за малым, а не за
великим: предметом его созерцания многие тысячи лет был один-единственный цветок, растущий
в пространстве сновидений. Однако его созерцание было столь тонким и изощренным, что в этом
цветке для него отображалась вся Сальбрава со всеми Сферами ее миров; и в капле росы на листке
воображаемого цветка он разглядел тьму, надвигающуюся на замок Гхадаби — тьму, которую они
так долго ждали.
Затем перемены ощутили первый, второй, пятый и шестой духи — каждый по-своему. С
какого-то момента перемены стали заметны и для обычных обитателей этого мира: лиловые
небеса Когхагидобона темнели и наполнялись мечущимися тенями; подули ветра, убивающие и
извращающие все живое. Буря из теней двигалась с запада на восток, и когда она подошла к
пустому пространству вблизи замка, то ядовитые испарения Гниющей Бездны слились с ней и,
казалось, еще больше ее усилили.
— Вот и все, — сказал первый, наблюдая за этой картиной. — Она уже здесь.
— Не она, — возразил пятый. — Он.
— Как такое может быть?
— Боги двуполы, — объяснил третий. — Прежде ее женская часть была выражена