Читаем Андрей Соболь: творческая биография полностью

Обдам я тебя серебристой водою,Прильну к тебе мягко морскою травоюи радостно стану твоей…

Однако видение это мимолетно:

В воде пропадая и с волнами споря,Волной пробегая по светлому морю,Исчезла. Сказала: «Не жди!»

Во «Втором напеве» чарующее пение заманивает лирического героя в морские глубины:

Оставь свое горе безликое,Земное томленье забудь.Отдайся мне, робкий, тревожный,Умчу и занежу тебя,И счастие станет возможным.Чудесным, бездонным, как я!

Эгоцентрическая, активная позиция героя сменяется пассивным созерцанием: уже не сам герой стремится к смерти, он лишь поддается шуму волн и таинственному голосу, влекущему его в «жемчужные сны».

В этих стихотворениях, написанных после длительной ссылки, после долгого существования вне литературы, А. Соболь словно примеряет на себя новые поэтические фасоны, вошедшие в моду за время его отсутствия. И прежде всего он улавливает то, что у всех на слуху, что либо наиболее часто используется, либо исходит из известного и авторитетного источника. Эта своеобразная «примерка» идет как на уровне содержания, так и на уровне формы.

Мы уже говорили о морской теме в стихотворениях А. Соболя. Не менее традиционна для поэзии первого десятилетия ХХ века и тема города, который воспринимался как «соблазн электрического великолепия, средоточие роскоши и разврата накануне апокалиптической гибели»28 или как каменный многоэтажный монстр, разрушающий гармонию природного мира. К этой теме обращались и В. Брюсов («Сумерки», 1906; «Замкнутые», 1900–1901 и др.), и А. Блок («Вечность бросила в город…», 1904; «Город в красные пределы…», 1904; «Гимн», 1904; «Поднимались из тьмы погребов…», 1904 и др.), и А. Белый (цикл «Город», 1904–1909). В стихотворении А. Соболя «В тиши лесов, в тиши долин…» образ города полностью выписан в соответствии с каноном символистов. Более того, сюжет этого стихотворения напрямую перекликается с сюжетом бальмонтовского «Мне ненавистен гул гигантских городов…»29.

Так же свободно А. Соболь использует в своих стихотворениях характерные образы и символы. Здесь мы найдем средства из арсенала поэтики модернизма: многочисленные повторы («Напевы моря. Первый напев»), нарушение привычного словоизменения («зовы», «миги»), оксюмороны («жгучая волна»), и «белые платья», и «струи жемчужные», и «чары», и «бездны», и «тени ночные», и «лунную мечту» и другие «слова-сигналы» (М. Гаспаров), знакомые нам по произведениям тех же В. Брюсова, А. Блока, А. Белого, и, по мнению М. Гаспарова, «достаточные для опознания принадлежности стихотворения к новому направлению»30. Не более оригинален А. Соболь и в подборе рифм, чаще всего это широко известные и уже неоднократно использовавшиеся рифмовые ряды вроде «мгновенья — забвенье — стремленье — томленья», «слезы — грозы — грезы» (Ср. А. Белый «Грезы», 1899).

К сожалению, нам известны не все поэтические тексты А. Соболя, что не позволяет нарисовать более полную картину формирования художественного мира его лирики. Уже в эмиграции А. Соболь начинает писать очерки и рассказы, и к середине 1910-х годов полностью уходит в прозу. Одно из последних известных стихотворений А. Соболя не отмечено определенной датой, однако по некоторым признакам, его можно отнести ко времени пребывания в Италии после очередной попытки самоубийства в 1925 году. Это стихотворение разительно отличается от ранних поэтических опытов прежде всего тем, что в нем четко прослеживается уникальность авторского мироощущения и мировоплощения, которой так не хватало его юношеским стихам:

Хорошо, придвинувши к окнам кровать,Глядеть, как по небу плывут облака,И слушать шуршанье морского пескаЗабыть, что на свете есть люди, погосты,И умирать незаметно и просто…Хорошо, придвинувши к окнам кровать,Глядеть, как купаются звезды в волнах,И слушать, как ночь шевелится в кустах,Не знать, что на свете стоглазое лихо,И умирать незаметно и тихо31.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение
Поэтика Достоевского
Поэтика Достоевского

«Мы считаем Достоевского одним из величайших новаторов в области художественной формы. Он создал, по нашему убеждению, совершенно новый тип художественного мышления, который мы условно назвали полифоническим. Этот тип художественного мышления нашел свое выражение в романах Достоевского, но его значение выходит за пределы только романного творчества и касается некоторых основных принципов европейской эстетики. Достоевский создал как бы новую художественную модель мира, в которой многие из основных моментов старой художественной формы подверглись коренному преобразованию. Задача предлагаемой работы и заключается в том, чтобы путем теоретико-литературного анализа раскрыть это принципиальное новаторство Достоевского. В обширной литературе о Достоевском основные особенности его поэтики не могли, конечно, остаться незамеченными (в первой главе этой работы дается обзор наиболее существенных высказываний по этому вопросу), но их принципиальная новизна и их органическое единство в целом художественного мира Достоевского раскрыты и освещены еще далеко недостаточно. Литература о Достоевском была по преимуществу посвящена идеологической проблематике его творчества. Преходящая острота этой проблематики заслоняла более глубинные и устойчивые структурные моменты его художественного видения. Часто почти вовсе забывали, что Достоевский прежде всего художник (правда, особого типа), а не философ и не публицист.Специальное изучение поэтики Достоевского остается актуальной задачей литературоведения».Михаил БахтинВ формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Михаил Михайлович Бахтин , Наталья Константиновна Бонецкая

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука