Андрей Столяров

— На Терре я выйду замуж и рожу десять детей. И прослежу, чтобы все они знали родной язык. И дети моих детей тоже будут разговаривать на языке икомо. И тоже будут иметь по десять детей. Можешь считать меня ненормальной, но в наших мифах существует одно пророчество, восходящее к эпохе космогонического первобытия: явится в конце лет земных великий дух Чамба Иком и уведет своих детей на небо, дорогой сияющих звезд. И обретут они там хлеб, воду и мир. И будут жить счастливо во веки веков.

— Аминь, — добавляю я и падаю обратно — в постель.

Скрежет за окном вроде бы становится глуше.

Дафна между тем говорит:

— Мне вообще кажется, что наши дни уже сочтены. Время Зем­ли исчерпано, это — печальный закат. Посмотри, что вокруг происходит: мы, будто одержимые пер­во­быт­ным неистовством, уничтожаем сами себя. Много ли еще нам осталось?.. Когда окончательно сдадут нервы?.. Когда кто-то решит обрушить огненный смерч на вражеские города?.. Когда полетят баллистические ракеты?.. Когда прорастут над мировыми столицами ядерные грибы?.. — Она поворачива­ет­ся ко мне. — Ну что ты молчишь?

А что мне ответить?

Я просто не знаю, что тут можно сказать.

Я знаю одно: если Дафна что-то решила, ее так просто не переубедишь.

Тут надо выбрать подходящий момент. Вот что я знаю.

И вместе с тем я не знаю другого. Я не знаю, что подходящий момент не наступит для нас никогда. Все уже решено. Вертолеты в закрытых ангарах готовятся к вылету. Через два часа они поднимутся в воздух, а еще через час нанесут удар по нашему Центру.

Вот чего я не знаю.

И еще я не знаю, и даже не догадываюсь об этом, что вижу сегодня Дафну в последний раз.

ЧАСТЬ 2. ИЗ ГЛУБИНЫ

5

Все с чего-нибудь начинается. Черная грозовая туча вырастает из невесомого облачка. Могучее дерево — из семечка размером с ноготь мизинца. Ефим был чокнутым, об этом в городе знали все. У него и фамилия была соответствующая — Чокин. Так что за школьной кличкой дело не стало. А чокнутым Ефим про­слыл потому, что еще в детстве полностью и окончательно по­мешался на звездах. Однажды, будучи с ребятами на ночной ры­балке, ему только-только исполнилось четырнадцать лет, он по известному делу отошел от костра и вдруг, когда ночь сомкну­лась вокруг темной водой, как подкошенный повалился в траву, доходящую до колен. Никогда он еще не испытывал та­кого стран­ного ощущения. Небо распахнулось над ним во всем своем ошеломляющем великолепии: бездонная глубина космоса, мер­цающие, переливчатые брызги серебряных звезд. Сердце слов­но омыл теплый нектар. Кто он такой?.. Что он делает здесь?.. Зачем, зачем это все?..

Словами увиденного было не вы­разить. Да и не было в его языке слов, кото­рые могли бы охватить этот простор. Другие в таком состоя­нии чувствуют бога. Ефим встре­пенувшимся сердцем почувство­вал взыскующий зов Вселенной.

Домой он вернулся совсем иным человеком. В ближайший год он перечитал все книги о космосе, которые только имелись в местной библиотеке. Он узнал, почему небо выглядит голубым: короткие волны, синие и фиолетовые, рассеиваются в ат­мосфере и потому их можно увидеть. Он выяснил, почему звезды мерцают: турбулентность, взвихрения воздуха, искажают лучи света, направленные от них к нам. Он понял, почему Луна предстает то как истаявший, льдистый серп, то как металлический рубль: она то между Землей и Солнцем, то с обратной от него стороны Земли.

Однако гораздо больше его поражало другое. В одной только нашей Галактике, оказывается, четыреста миллиардов звезд. Четыреста мил­ли­ардов! Невозможно вообразить! Свет по Млечному Пути летит от края до края сто тысяч лет! А Солнечная система находится в одном из спиральных боковых рукавов, в галактическом захолустье: тусклое пятнышко в море безбрежной тьмы.

Напрашивалось сопоставление с родным городом. Бельск был известен в летописях еще со времен Золотой Орды, но все восемь веков так и пребывал тлеющей искрой в необозримом российском раздолье: кривые улицы, чернеющие грязью после дождя, деревянно-каменные дома, частично вросшие в землю, унылый ров на главной площади, который для чего-то когда-то выкопали, да так и забыли зарыть, каждое лето он порастал гигантскими лопухами. На одной окраине — спиртовой заводик, распространяющий на весь город крепкий водочный дух, на другой — цеха глиноземного комбината, почти скрытые кучами выработанного сырья, от него тоже на половину города разлеталась грязновато-желтая пыль. Около тридцати тысяч человек населения: кто сумел, тот пристроился на спиртзаводике, всем доволен, чего еще можно желать? Кто не сумел, тот — горбатился на комбинате, проклиная себя и нескладную жизнь. Остальные в основном копались на огородах. Текли дни, месяцы, годы, столетия — ни морщинки не появлялось на глади времен.