Андриеш

Хлюпая по грязной влаге,

Андриеш ползет в овраге,

Ошалевший от невзгод;

Еле тащится по лужам

Робким шагом неуклюжим…

Тут слетел с небес к бедняге

Стату-Палма-Барба-Кот!

Вместе с ветром ураганным

Стал кружить над мальчуганом,

Заволок его туманом,

Промочил его насквозь;

Бородатый карлик скверный,

Угрожая смертью верной,

Поднял крик неимоверный,

Так что небо затряслось:

— Я тебя

Затоплю,

Заплюю,

Погублю,

И седой

Бородой

Удавлю,

Умертвлю!

Я гостей

Не хочу

И людей

До костей

Просквожу,

Промочу,

Простужу,

Исхлещу!

Чтоб вода

Здесь лилась,

Чтобы здесь

Навсегда

Только грязь

Развелась,

Только мгла

Здесь была

И один

Властелин,

Всех трясин

Господин,

Повелитель

Дождей

И владыка

Болот —

Чародей

И силач,

Бородач

Барба-Кот!

Андриеш продрог от стужи,

Вымок и устал к тому же.

«Как бы выбраться из лужи?»

На уме у пастушка.

— Где б нашлась нора сухая? —

Прошептал чабан, вздыхая.

Но повсюду тьма глухая

И, дубравы колыхая,

Дождь идет, не утихая.

Словно долгие века

Капли падают со звоном

Над лесистым кряжем сонным,

Где в потоках жидкой мглы

Кроны, ветви и стволы,

Непомерно тяжелы,

Горбятся под влажной кладью…

Вдруг, раздвинув прядь за прядью

Бородищу колдуна,

Медленно и постепенно

Из густого колтуна,

Клочковатого, как пена,

Выпутался мужичок,

Очевидно ловкий малый,

Так под тридцать лет, пожалуй.

На мгновенье, как мешок,

На одной руке повиснул,

Глянул вниз, протяжно свистнул

И на кочку мигом — скок!

Коренастый, невысокий,

Хитроглазый, озорной,

В мягкой шляпе и в кожоке,

И в рубахе вышивной.

Удивленно лоб наморща,

Словно кот усы топорща,

Заразительно смеясь,

Он промолвил чабаненку:

— Что ж ты, брат, забрался в грязь,

В нашу гиблую сторонку?

Без меня тебе каюк,

Нет, не выползешь, мой друг,

Из проклятого болота,

Захлебнешься ты в грязи!

Здесь пещерка есть вблизи.

Гей! Бежим от Барба-Кота!

Оба двинулись вперед

И нашли укромный грот,

Где волшебник Барба-Кот

Ни дождем, ни крупным градом

Их никак достать не мог.

Там они уселись рядом,

И, сверкнув лукавым взглядом,

Коренастый мужичок

Подкрутил усы и сразу

Бойко приступил к рассказу:

— Этот грязный, топкий лог

Был когда-то плодородным

Достоянием народным…

Миновал изрядный срок,

Он теперь заглох, промок,

И поверишь ты едва ли,

Что долину Сладкой звали,

И, клянусь тебе усами,

Можешь верить мне вполне —

Мы цены не знали сами

Нашей радостной стране!

Даже странно вспомнить мне

И поверить в самом деле:

Здесь у нас такие зрели

Груши, — здесь, в краю сыром,

Прежде радовавшем душу! —

Что одну такую грушу

Не поднять вдесятером!

Зрели славные плоды,—

Сливы весили пуды,

Зрело все, чего изволишь.

Веришь, добрый человек:

Яблоком одним всего лишь

Мы грузили семь телег!

Счета не было добру —

Принимай слова на веру!

Я чуток, конечно, вру —

Но, хоть вру, да знаю меру…

От весны и до весны

Все цвело у нас в стране,—

Не было стране цены,—

Даже странно вспомнить мне…

Но пришлось, как говорится,

Эту цену нам узнать.

Барба-Котова сестрица,

А Балаурова мать,

Згрипцоройка, ведьма злая,

Лютой завистью пылая,

Чары черные со зла

На левады навела.

Расколола рощи в щепки,

Разрослась во весь размах,

Превратясь в репейник цепкий

На равнинах, на холмах.

Раскустилась год от года,

Так что стало под конец

Ни проезда, ни прохода,

Ни тропинки для овец!

Тут мне случай подвернулся,

С Фэт-Фрумосом я столкнулся…

Андриеш тогда вскричал:

— Ты с ним встретился, прохожий?

Я совсем недавно тоже

Фэт-Фрумоса повстречал!

Мы Стригойке отомстили

И Дракона победили,

Оба вместе, наравне,

Бились на опушке бора,

Он обломок шестопера

Подарил на память-мне.

Незнакомец рассмеялся:

— Разреши продолжить речь!

Не напрасно я скитался,

Мне от витязя достался

Ценный дар — волшебный меч.

Лезвием его каленым,

Силой собственной руки,

Весь бурьян, что рос по склонам,

По долинам населенным,

По лугам-полям зеленым,

Искрошил я на куски,

Но Стригойке горя мало!

И карга меня тогда

Оплела, околдовала,

Чтобы я туда-сюда

Мыкался по белу свету.

Бесконечные года

Я терплю судьбину эту!

Ведь скитанья — не беда,

А беда — так небольшая!

Я всю жизнь брожу,

Всегда

Горе смехом заглушая.

Видишь, глотка — хоть куда!

Из моей широкой глотки

Вечно льется зычный смех,

Расшевеливая всех;

Рощи в целом околотке

Отзываются кругом!

Коль встречаюсь я с врагом,

Разговор у нас короткий:

Я нисколько не боюсь

И смеюсь, смеюсь, смеюсь…

И, хитрец широкоротый,

Сыплю меткие остроты,

И, не медля ни минутки,

Между ними, в промежутке,

Я отмачиваю шутки, —

Разгоняю смехом грусть.

Осень, сырость? Ну и пусть,

Посмеюсь-ка и над нею:

Я — Пэкала, я сумею!

Я смеяться век готов,

Предлагаю сто сортов

Смеха разного, на пробу:

Изгоняющего злобу,

Услаждающего ухо,

Согревающего брюхо,

Столь приятного для слуха

И отрадного для духа

Всех, кто вечно юн душой!

Мастер смеха я большой!

Враг рассержен, враг взбешен,

А по-моему — смешон!

Смехом я добью нахала,

Издеваясь и дразня,

Ведь не зря зовут меня:

Пересмешник-дрозд Пэкала!

Рассмешу наверняка

Я любого добряка,

Если вдруг подобьем шквала

На него нахлынет тьма,—

Тьму любую я, Пэкала,

Истребляю задарма!

Так брожу я всюду, пеший,

Смех бесплатно раздаю:

Лапти на уши не вешай

Да послушай речь мою.

Как-то утром, на рассвете,

Я забрел в левады эти,

Сел на камешек, взглянул:

Что за черная завеса

Показалась из-за леса?

Будто небеса в пыли

Или тучи поползли

Над поверхностью земли?

Облака все ниже, гуще…