Андроид

Шприцу это сразу же надоело, поскольку комментариями данных статей он был сыт по горло еще со студентов. Другое дело, что подсудимый не виноват абсолютно. Допустим, прошелся голым разок… Перед малолетней дочерью, которая ему не родная приходится – и что с того? Сразу его надо в кутузку? Растлитель?! В то время как дело может быть совершенно в другом.

Робот-защитник тараторил как сорока, не вникая в существо дела. Это была общеустановленная практика: с давних пор считалось, что только робот способен удержать в себе кладезь юридической науки. Шприц, отвернувшись лицом к окну, едва заметно качал головой. Затем с удовольствием зевнул, не скрываясь, в открытую, потому что только он мог себе это позволить. Потом, давя зевоту, взял со стола пульт управления, направил его в сторону защитника, нажал кнопку и произнес:

– Ваше время истекло, уважаемый.

Защитник, не говоря ни слова, согласно кивнул головой и опустился за стол.

«Ну что за бараны эти защитники», – подумал Шприц, предоставляя последнее слово подсудимому.

Глава 8

Там чудеса

Машка с утра бродила по комнатам и совала свой нос во все щели – то кресло передвинет, то столик журнальный, то поднимет с пола невидимую пылинку и отнесет ее в мусоросборник, а то вдруг вцепится в пылесос.

– Кажись, крыша у нее поехала, – говорила Софья Степановна, сидя в столовой вместе с Федором Ильичем. – Не узнать робота.

– У нее же программа, – удивлялся Федор Ильич, – она же не может сама по себе изменяться.

– А скажи ей – опять засвистит: «У меня права! Наступают на горло!»

– Да уж…

– Слава богу, на дачу ей ходу нет…

Софья Степановна осеклась на полуслове, потому что снова послышались шаги; в столовую вошла Машка – с видом, будто ее только что опять оскорбили.

– Что приготовить на обед? – спросила она, глядя как-то вбок, мимо Софьи Степановны.

– А сама-то чего ты хотела бы? – с дуру спросила Софья. И тут вдруг началось: Машка вылупила глаза и понесла ахинею, типа, какие же вы недалекие и какие же вы упертые!

– Да будет вам известно, – говорила она, – андроид существо не ядящее, а только дышащее!

Софья Степановна молчала, поскольку каждое ее слово теперь могло обратиться против нее самой.

Отведя душу, Машка вышла в коридор и тут столкнулась с Кошкиным.

– Что у вас происходит? – недовольно спросил Кошкин. – Неужели так сложно немного помолчать? Я же работаю… У меня заказ…

– Ну и работай… – Машка, склонив голову, обошла его и спряталась в зале.

– Что у вас, мама? – сказал Кошкин, заглядывая в столовую.

– Что у нас? У нас ничего, – ответила мать. – Это у вас надо спросить.

Кошкин вошел внутрь, сел на стул и склонил голову, упершись локтями в колени.

– Никто не знает, что эта сволочь опять выкинет, – неожиданно произнес он.

– Я и говорю, – откликнулась мать. – Совсем с катушек съехала…

– Я не о ней… Я о Центральном банке…– уточнил Кошкин, а потом вдруг продолжил: – «Многоуважаемый Лев Давидович, Центральный банк уведомляет вас о прекращении финансирования социальных программ, призванных повысить деторождаемость… Основание – полное отсутствие финансовых средств на Ваших счетах».

– Приехали! – воскликнула Софья Степановна. – Я же говорила: Большов доведет нас до ручки своими прожектами – ему только волю дай… Он же не может ничего, кроме как плавать…

– Ходить, – поправил ее сын. – На кораблях ходят.

– Не важно! Его не для того туда поставили, потому что после его избрания мы, выходит, приплыли… Но тебе-то откуда известно о прекращении финансирования?

– Мне-то?

– Откуда известно?

– Оттуда… – Кошкин ткнул пальцем в сторону коридора и добавил: – От клиента… Но это ничего не меняет…

Он посмотрел в сторону Федора Ильича и спросил:

– Интересно, как у вас там устроено? Я имею ввиду машину, о которой вы мне рассказывали… Нельзя ли на нее посмотреть?

– Это можно, – ответил Федор Ильич, на что Софья Степановна вдруг выкатила глаза.

– Мы же на дачу вроде как собрались… У нас там лужайка…

Начав с лужайки, хозяйка квартиры принялась рассказывать о даче в целом – в плоть до того, где она расположена, о соседях, а также про воздух, которым бы только дышать человеку.

Федор Ильич слушал ее внимательно. Воздух лесной, по его словам, был знаком ему больше всех. Этот воздух окружал его последнюю четверть века… Воздух, которым сыт не будешь.

– Пусть прогуляются с Катенькой, если охота, – щебетала Софья Степановна. – А мы на дачу…

Она знала, о чем говорила. Володеньке шел четвертый десяток, и будущее его представлялось туманным. С появлением в доме андроида, сын с головой ушел в работу: с утра за компьютер, затем прогулка, сон – и так в течение многих месяцев. Любые разговоры о том, что жизнь не резиновая, что сын может остаться один, не давали никаких результатов: сын отвечал, что он не один такой, что так живут теперь многие, а то, что население при этом редеет, так это же даже лучше: меньше народа – больше кислорода.

Софья Степановна разводила от бессилия руками, хлопала себя по ляжкам.